Отражение глаз твоих [пишется] | страница 22

— Нет-нет, — отмахнулся посетитель. — Раз уж его здесь не было, то… — Светлейший предложил ему сигару и инспектор не отказался. — Теммокан… — повторил он вслух. — Постойте… Это не тот ли самый парень, что проложил путь к Поясу?

Даллатер кивнул.

— С ума сойти, — и с лица инспектора впервые сошло кислое выражение. — Мир действительно тесен. А он действительно с Хеверта?

— Оттуда, — подтвердил Светлейший. — Из тамошней столицы.

— И у них действительно нет письменности? — инспектор оживился настолько, что стал походить на обычного человека.

— Никакой, — вновь подтвердил Светлейший. — И не будет, пока стоят острова.

— Бывает же такое, — покачал головой инспектор и дал своей команде отбой. Обследовать Дракона (и даже просто расспросить) никто не решился. После того, как все посетители отбыли, в дверях кабинета Даллатера возник Дракон. Именно возник. Считалось, что силы, не позволяющие никому извне телепортироваться непосредственно внутрь Хранилища, также не позволяли становиться невидимым, и всё же…

Блестящие глазки встретились с глазами Светлейшего.

Дракон некоторое время смотрел, не произнося ни слова, после чего указал пальцем вниз.

Светлейший кивнул. Так незаметно, что, пожалуй, сторонний наблюдатель (если бы таковой случился поблизости) ничего бы и не заметил.

Дракон прикрыл глаза.

— Как он появился здесь? — спросил он неожиданно голосом, почти точно имитирующим голос самого Даллатера. Тот едва не подавился сигарой.

— Я увидел его на берегу моря, — ответил человек, проделав весь ритуал раскуривания новой сигары. — По всему было видно, что он намерен свести счёты с жизнью. Я просто попался ему на глаза… и вот он здесь.

Дракон кивнул, и, впервые за всё время своего пребывания в Хранилище, ловко вспрыгнул на подлокотник стоявшего рядом кресла, после чего перебрался на его спинку. Сесть в него, как положено, он не мог — без риска утонуть в нём по самое горло.

— Ты говорил, что более не вторгаешься в чужие судьбы, — произнёс «медвежонок» голосом, обладателя которого Даллатер похоронил сорок два года назад. Он вздрогнул и вновь едва не проглотил сигару. Выбросив её прочь (она ударилась о стену и рассыпалась в прах), он встал и — также впервые за множество лет — расстегнул верхнюю пуговицу своей сорочки. Сердце его стучало, а в горле пересохло.

— Я… — глаза подсказывали ему, что напротив сидит не то, что произносит эти слова, но разум отказывался верить глазам. Светлейший тяжело опустился в своё кресло и опустил ладони на лицо. Спустя несколько минут он отнял их.