Потерянный рай. Эмиграция: попытка автопортрета | страница 4
Какие бы школы и направления ни развивали эту тему, все они в одинаковой мере далеки от первичной идеологической сущности изобразительного знака. XX век оставил брешь, на месте материала, который должно было воссоздавать искусство — вот корни торжества формы, заполненной не изобразительным фактом, а концепцией.
Человеческие отношения веками были основаны на идеологическом контакте. Институты семьи, дружбы, досуга развивались в традиционно осмысленных формах ("браки заключаются на небесах"). В нашу эпоху социальный опыт перестал быть значащим обменом идеологических посылок. Слова, обветшав и износившись, превратились в сентиментальную мишуру. Так, например, сейчас повсюду преобладает досуг в виде индивидуальных зрелищ (телевизор) или такой способ коллективного общения, который не предполагает обмена словами — диско, поп-музыка.
Кризис семьи и брака, возрастающее отчуждение людей, падение гуманитарного образования, сведение жизни к незаполненным содержанием формам — все это плоды деградации идеологии. Отсутствие цели и идеала лишило человеческую деятельность смысла, заменив перспективу демагогией, а слова — молчанием.
Еще Платон писал, к чему это приведет:
— Но прежде всего давай остережемся от одной опасности.
— От какой опасности? — спросил я.
— Чтобы нам не сделаться ненавистниками всякого слова и рассуждения, как иные становятся человеконенавистниками, ибо нет большей беды, чем ненависть к слову.
Конечно, и сейчас вполне достаточно людей и обществ, верящих в особое предназначение своей судьбы. Есть страны, существующие исключительно благодаря мессианской идее (Израиль). Религии и культы, расцветающие на вере своих адептов в высшую цель их жизни. Есть и политические доктрины, способные придать исповедывающим их партиям телеологический характер. Но простое наблюдение над общими приметами цивилизации, коллективное интуитивное ощущение говорят о том, что происходит постоянное падение роли идеологии в жизни человечества. К этому, как и к любому историческому процессу, невозможно применить оценку «хорошо-плохо». Наше желание не может придать миру цель и направление. Как и наши вкусы не могут определить пути развития культуры. Единственное, что в силах человека — приспособиться к новой ситуации. Привыкнуть к неидеологическим формам жизни. Взглянуть на них, как на последовательную необходимость.
Но прежде, чем мы вступим в новый, молчаливый век, следует все же оглянуться на свое недалекое прошлое. Оценить все те приметы времени и обихода, которые наполняли нашу жизнь значением и целью. Тома написаны о пуговицах египтян, прическах римлян, плащах крестоносцев. Но достаточно ли мы знаем о том уникальном и загадочном отрезке истории, который прожили сами?