Приключения тряпичной Бальбиси | страница 7

— Бандиты шестерых убили! Подожгли дом! Быстрее скорую помощь! Пожарную команду! Сгорит вся улица!

Вскоре прикатили сверкающие повозки пожарной команды — одна, вторая, третья… С бряцаньем, с гулом, с длинной лестницей. Пожарные кричат, расспрашивают: где? что? как? А никто толком ответить не может, каждый старается перекричать другого. Наконец пожарные протиснулись в самую гущу толпы, к бабусе Латковской. И тут только всё и объяснилось. Что за окошко, мол, выпала тряпичная, только что нарумяненная свекольным соком Бальбися. Что на ней было красное шёлковое платьице. Что пёс схватил её вместо грудинки. Что ни о пожаре, ни о бандитах, ни о раненых здесь не слыхали за всё время существования Голубиной улицы. Итак, пожарные, очень злые, уехали с громким колокольным звоном. Три кареты скорой помощи укатили с ещё большим грохотом. Вернулся в лавку пан Печёнка, вернулась туда же панна Агнешка и ещё полчаса выбирала обрезки для своих трёх кошечек и четырёх собачек. На ступеньках у входа осталась только бабуся Латковская и до самого вечера рассказывала всем зевакам о свекольном соке, о кудлатом псе, о напрасно вызванной пожарной команде и трёх каретах скорой помощи.

— Да, да, дорогие мои, такова сплетня: что утром воробышком вылетит, то к вечеру волом возвратится, — сказала под конец бабуся и пошлёпала к себе на чердак, чтобы наконец спокойно съесть свою свеколку с солониной.

А бабусина Забота, весёлая, как никогда в жизни, уже не шлёпала за ней, а перескакивала через три ступеньки и кричала:

— И на работу похоже, но ног не ломит и в плечах не покалывает! Мели себе языком, а какие чудесные истории из этого получаются! Хорошая вещь — сплетни!

— А заработала бы ты этак на такую вкусную свеколку с солониной? — ответила бабуся очень недовольно.

Может, ей жаль было потерянного на улице времени?

Запыхавшийся пёс летел вдоль городских изгородей. Потом он понемногу убавил шаг и стал собираться со своими собачьими мыслями. Вскоре и страх его прошёл. Наконец Пшёлвон совсем остановился. Выпустил Бальбисю из зубастой пасти. Потянул носом раз, другой. Вытаращил глаза и, хоть был он пёс, однако уставился на свою добычу, как баран на новые ворота. Вывалил красный язык и пыхтит, никак отдышаться не может.

— Уфф! Да что это! Ни лиса, ни колбаса. (Псы ведь вечно путают человеческие пословицы.) Красное-то оно красное, но грудинкой и не пахнет. По всей видимости, это человек, потому что с косами, каких постеснялся бы самый завалящий пёс. Платьице с оборочками… И совсем не глупые (хотя куда им до моих!) глаза… — уже вслух рассуждает пёс-приблуда, пёс-бродяга, пёс-горемыка, который не отзывается ни на кличку «Азор», ни на кличку «Букет».