Приключения тряпичной Бальбиси | страница 3



Кто знает, может, мешок стоил даже больше корзины — ведь в нём ещё сидела и кума Забота. А за кумой Заботой ходит следом её родная сестра — Выручка, когда тощая, когда жирная. А у Выручки тоже свои обязанности: они с сестрицей должны прокормить пана Аксамита, пани Аксамитову и шестерых маленьких Аксамитят.

Дожидаются отца маленькие Аксамитята, расплющив носы об оконное стекло: дожидаются и его Заботы и его Выручки. Должно быть, она не особенно жирная, эта Выручка старьёвщика пана Аксамита. В чугунке варится картошка, на столе приготовлена селёдка — одна-единствениая на всю семью. Будет ещё чёрствый хлеб и чай.

А тем временем в дверь уже кто-то стучится. Это бабуся Латковская с чердака. Является она этак каждый вечер, выбирает из мешка самое лучшее тряпьё и самые лучшие обноски. Остальное пойдёт на бумажную фабрику.

Бабусе Латковской уже плохо служат ноги. И у неё тоже есть своя Забота. Однако она выглядит иначе, чем та, которая сидит в мешке у пана Аксамита.

ГЛАВА ВТОРАЯ

О том, как из старого делается новое. Первое зеркальце тряпичной Бальбиси, или «как видим, так и описываем»

Пани Аксамитова выложила дымящуюся картошку на выщербленную салатницу. Хоть пан Аксамит и снабжает такое множество людей красивым, разрисованным розами и голубками фаянсом, однако — по пословице «сапожник ходит без сапог» — тот, кто продаёт фаянс, сам ест из выщербленной посуды. Маленькие Аксамитята густо облепили стол. А бабуся Латковская тем временем потихоньку взбиралась на свой чердак. Бабуся — шлёп-шлёп… А за ней — кума Забота. Покряхтывают обе. Приостанавливаются на каждой лестничной площадке. Бабуся Латковская несёт узелок, размышляет и подсчитывает про себя:

— Если это всё выстирать и отгладить, будет оно выглядеть, как новое, или не будет? А не разлезется ли по швам от стирки? Может, платье лучше отделать кружевами?

— Потише, потише, а то мне уже ноги отказывают! — прерывает эти размышления шлёпающая за бабусей Забота.

Добрались они наконец до бабусиной каморки. В клетке проснулась и захлопала крылышками канарейка. Зажгла бабуся лампу. Надела на нос очки в проволочной оправе, и тотчас же всё повеселело. Потому что в маленькой комнатушке бабуси Латковской всё было весёлое — и одеяло из цветных лоскутков, и бархатные собачки, и разноцветные тряпичные кошечки. Вытащила бабуся из узелка красное шёлковое платье, то самое, которое ещё в мешке хвасталось своей светской жизнью, а за ним и зелёный бархатный плащ, что выступал в настоящем театре. И до чего же они оба переливались красками!