Зимой на заставу приехал служить узбек Хамза, Как-то воскресным утром пошли с ним на Амур рыбачить. Продолбили ледорубами лунки, сели…
Час, другой прошел. Я уже горку рыбы на лед накидал, а Хамзе все не везет. Вокруг лунки приплясывает да вздыхает тяжело. А потом вдруг как закричит: «Тянет, дорогой, тянет!»
Подбежал к нему, смотрю и глазам не верю: черный нос и крысиные уши из лунки лезут. Сроду не видывал такой рыбы!
А Хамза знай себе тянет. Вот уже и длинный хвост показался.
Тут я смекнул: да ведь это крыса такая водяная. Ондатрой зовется. Мех у нее густой, шелковистый и очень ценный. Из него шапки, воротники, шубы шьют. Вот ондатра обозналась да на железную рыбку и клюнула.
Диковинного зверя поймал Хамза. Поздравили его на заставе пограничники с богатым уловом и пошутили:
— А моржа выудить сможешь?
— У-гу…
— А бегемота?
Хамза густые брови насупил и с гордостью ответил:
— Чего зря болтать! Даже слона могу…
Октябрь на Амуре холодный. Вода темнеет, становится ледяной, свинцовой.
В такое время хорошо костры жечь: и передохнешь, и обогреешься.
Смеркалось. Пограничники возвращались с задания.
Вымокли, продрогли и решили костер развести. Маялись-маялись, а разжечь не могут никак. Сучья сырые — шипят, фыркают, стреляют. Я огляделся по сторонам и приметил в поле стог соломы.
— Сейчас полыхнет! — потер руки от радости и двинулся в путь.
Стал подходить к стогу и замер в недоумении: из соломы парок идет, будто стог дышит… Верхние соломинки даже инеем покрылись.
Неужто там кто спрятался?!
Осторожно разрыл верхний слой — и в сторону. Вместо лица — свиной пятачок.
Пригнулся и назад к костру, за ружьем. А пока бегал, кабан проснулся: то ли холодком его хватило, то ли учуял кого…
Только видим: стог вверх взлетел, будто вулкан. А оттуда здоровенный матерый секач выскочил и скрылся в подлеске.
С той поры, как наши ребята стог соломы приметят, шутят:
— Кабанья спальня!
Недавно отшумел дождь, и в осенней тайге стоял крепкий грибной запах.
Я шел глухой тропой. На западе сквозь редину проглянуло солнце, и все вокруг: и старые замшелые кедры, и гроздья черемух, и островки красной брусники — все как бы преобразилось и ослепительно засияло.
На калине я увидел стайку алых щурков. Они рассыпались по ветвям и мелодично, с грустинкой, словно прощаясь с летом, посвистывали.
В небе скользнула стремительная тень. Это парил сокол. Он так же, как и я, приметил беззаботных щурков. Сокол всегда появляется неожиданно. В бледно-серое стальное перо спрятаны острые когти. Без промаха бьет добычу крючковатый клюв. Сокол сделал вираж и молнией скользнул вниз. Но чуткие щурки опередили его. Мелодичная песня разом оборвалась, в один миг они попадали с веток и схоронились в траве.
