Впрочем, не надо понимать эту аналогию дословно.
Планета отнюдь не «отлетела». Просто орбита ее стала более вытянутой. Наша Земля обходит свою орбиту за год, Планета — за сто тридцать земных лет. Так вот, изменение орбиты привело к тому, что около сорока лет из этих ста тридцати на Планете должен был господствовать суровый климат. Нечто вроде климата Антарктиды. Я определил это позже — часа через четыре, — когда электронная машина обработала данные наблюдений.
…В небе светил Большой Сириус. То, что было ночью, — светящийся лес, песня Видящих Суть Вещей — казалось мне сейчас фантастическим сновидением, не больше. Работая с электронной машиной, я думал о судьбе Планеты и Видящих Суть Вещей. Все зависело от того, когда начнется похолодание. Я знал, как с ним бороться. Но я хорошо — понимал, что мне одному это просто не под силу.
Здесь не нужно было ничего выдумывать. Только осуществлять. Но что мог сделать один человек?
Я ждал ответа электронной машины. Одна цифра, но от нее зависело многое. Машина скажет: «Двадцать лет», - и тогда сюда успеют прийти люди. Машина скажет: «Два года», - и тогда… Что тогда? Может ли один человек остановить космическую катастрофу?
Меня била лихорадочная дрожь — от нетерпения и, если говорить откровенно, от страха. Не за себя.
Мне ничего не угрожало. Но мысль о том, что мир Видящих Суть Вещей должен погибнуть, вызывала растерянность.
Впрочем, она, быстро прошла, эта растерянность.
Я понял, что гипнотизирую себя неправильной постановкой вопроса. Конечно, один человек в таких условиях ничего не может сделать. Одному человеку не под силу остановить надвигающуюся катастрофу. Но со мной были знания всех людей. Пусть моя память хранила только небольшую часть этих знаний. Однако они были записаны — в книгах, на магнитных лентах, на пленках Микрофильмов. И я умел находить нужное.
Машина все еще обрабатывала наблюдения, а я, рассчитывая на худшее, попытался представить себе, какие конкретные задачи мне придется решать.
Впрочем, прежде всего я должен объяснить вам, как вообще можно бороться с похолоданием.
Вы, вероятно, слышали о так называемой «кремниевой реакции». Возникнув в одном месте, эта цепная ядерная реакция перебрасывается повсюду, где есть кремний. Достаточно зажечь небольшой — с горошину — участок почвы, и огонь медленно, но неуклонно распространится в глубь земли и по ее поверхности. «Кремниевый» пожар проест земную кору, пройдет по пустыням, по горам, по дну океана, его не остановит ничто… Он обойдет весь мир и вернется к тому, кто его зажег. Когда-то это открытие послужило еще одним поводом ко всеобщему разоружению. Однако вам, возможно, неизвестно что «кремниевая реакция» все-таки, была практически применена. И даже не один раз. Произошло это в космосе, и потому мало известно неспециалистам. Сначала профессор Юрыгин осуществил «кремниевую реакцию» на небольшом астероиде Юнона. Астероид — он имел диаметр около ста девяноста километров — сгорел за одиннадцать месяцев. Несколько лет спустя Серро и Франтами повторили этот опыт на Гиперионе — одном из спутников Сатурна. Опыт не совсем удался, была допущена какая-то ошибка в расчетах. Впоследствии Сызранцев и Вадецкий предложили использовать «кремниевую реакцию» для изменения климата на единственной планете в системе звезды эпсилон Эридана. Климат там был суровый — как наш исландский. Но у планеты был спутник; Сызранцев и Вадецкий рассчитали, что кремния на спутнике, если его воспламенить, хватит на полторы тысячи лет.
