— Я не твоя ходячая совесть. Делай что хочешь. А на каком инструменте ты играешь?
— На флейте. И, конечно, на фортепиано. А ты? Ведь ты тоже играл музыканта в одном из фильмов, верно? — припомнила она.
— Я умею играть на барабане, — сказал он. — И немного на гитаре. Но мне бы не хотелось демонстрировать это в присутствии профессионалов.
Милли фыркнула.
— Безработные музыканты не в счет.
— Да? — Его глаза вдруг стали холодными и оценивающими. — А в чем проблемы? Почему ты осталась без работы?
— Ну, это не совсем так, — смутилась Милли. — Я учу детей.
— Разве ты не можешь зарабатывать как композитор? — обманчиво мягко спросил Рональд, и Милли замерла, словно от удара. — Или ты даже не пыталась?
Милли шепотом произнесла:
— Ты просто ничего не понимаешь. Представь: ты сочиняешь музыку. Твой отчим считает, что ты можешь это делать, а кто-то, кому ты всецело доверяешь, говорит, что ты бездарна. Ты не знаешь, кому верить, но не можешь справиться с непреодолимым желанием сочинять… — Ее голос звучал почти печально.
— Дорогая, я сам был в таком же состоянии, с горькой усмешкой произнес он. — Вот почему твои глаза для меня — словно зеркало. Я пережил то же самое пять лет назад, но никогда больше не вернусь к тому состоянию. А ты… — Он умолк.
Судорожно глотнув воздух, Милли приготовилась к обороне.
— Что я? — эхом отозвалась она. — По-твоему, я непременно должна поступать точно так же, как и ты?!
— О нет. Конечно же, нет. — Он невесело засмеялся. — Ты никогда так не поступишь.
— Но ты, конечно же, уверен в том, что знаешь, как именно мне нужно поступить, верно? — с вызовом сказала она.
Наступила неловкая пауза. Рональд неожиданно улыбнулся, хотя и не очень весело. Казалось, он понял, что к его ногам брошен вызов, и принял его.
— Да, — произнес он и, не дожидаясь того момента, когда ее негодование выплеснется наружу, добавил:
— Думаю, тебе надо научиться танцевать.
Милли в бешенстве вскочила, от возмущения потеряв дар речи.
— О, не обязательно делать это прямо сейчас. — Его глаза светились лукавством. — Позднее. Может быть, после ужина.
— Ты просто невыносим!
Опершись на локоть, он рассмеялся ей прямо в лицо.
— Ты — тоже тот еще подарочек. Ты всегда так быстро вскипаешь? — спросил он. — Или только когда ты со мной?
— Никто, — сквозь зубы процедила она, — еще не пытался заводить меня, как ты.
Рональд с легкостью поднялся на ноги.
— В таком случае они много потеряли. У Милли возникло непреодолимое желание залепить ему пощечину. Это настораживало: она не помнила, чтобы ей когда-либо хотелось сделать нечто подобное. И все же присущее ей чувство юмора взяло вверх, и она с улыбкой заметила:
