Музыкальная комната была просторным залом с до блеска натертым деревянным полом и темно-красными портьерами, обрамлявшими огромные, от пола до потолка, окна.
— Такое впечатление, что находишься внутри мыльного пузыря. Со всех сторон свет, — осмотревшись, сказал Бредли. — И голос звучит здесь как-то странно.
— Это сделано специально, — пояснила Милли, радуясь нейтральной теме для разговора. — Для акустики. При разговоре голоса звучат здесь странно, но вот пение…
Бредли вдруг приятным баритоном спел несколько строчек из какого-то негритянского блюза. Его голос наполнил всю комнату.
— Ты права. — Казалось, он был совершенно очарован. — Но как достигается такой потрясающий эффект?
— Думаю, здесь играет роль и то, чем отделано помещение, и его размеры.
— А чем занимается здесь твой отчим? Поет?
— Нет. Зал предназначен в основном для концертов — вокальных или, например, струнных квартетов.
Рональд несколько раз подпрыгнул.
— Идеальное место для танцев. А вечеринкой твой отчим устраивает?
— А тебе нравятся вечеринки? — спросила она.
— Да. Знаешь, организация вечеринок может быть профессией. — Он присел на стоявший у пианино стул. — Я был беден, Милли. У меня не было ни фамильных замков, ни родителей, о которых пишут в справочниках. Я очень хотел работать в кино и ради этого был готов на все — поэтому одно время устраивал вечеринки для нужных людей. Это интересное занятие, и я его вовсе не стыжусь.
Милли молчала. Он говорил отрешенно, словно забыв о ее существовании:
— Я выполнял опасные трюки, работал шофером, осветителем… одним словом, брался за все. — Он резко засмеялся. — И мои труды окупились сполна. Многие делают то же самое, но ничего не добиваются — мне же судьба предоставила шанс пробиться наверх. Сейчас мое положение таково, что я сам определяю свою жизнь.
Его слова звучали жестко и уверенно. Но Милли показалось, что за этой холодной определенностью слышались еще какие-то незнакомые ей нотки.
— Но?.. — осторожно спросила она. Бредли нетерпеливо взглянул на нее.
— Ты хочешь знать обо мне абсолютно все? Тебе это может не понравиться, Золушка.
Он поднялся, подошел к окну и, раздвинув занавески, посмотрел на открывшийся пейзаж.
— Известность странная вещь, — медленно произнес он. — Сначала ее воспринимаешь как шутку, которая тебе очень нравится. Ведь в том, что о тебе говорят и пишут, нет ничего общего с тем, что ты на самом деле собой представляешь. Это хорошо известно не только тебе, но и твоим друзьям. Однако постепенно все меняется. Ты уже не можешь сходить в ресторан с девушкой или приятелем, чтобы поблизости тут же не появился какой-нибудь наглец с фотоаппаратом. Друзья начинают тяготиться твоим присутствием, и постепенно круг твоего общения замыкается на людях, принадлежащих к категории «звезд». Вот тут-то ты и начинаешь путать того, за кого тебя выдают, с тем, кто ты на самом деле есть, или, по крайней мере, был. — Он резко обернулся. — Ты спрашиваешь, действительно ли у меня был роман с Мэлани Кинсайд. Нет! Просто газеты столько твердили о нем, что я перестал это отрицать.
