Машина ехала по дороге, с двух сторон обсаженной зеленеющими деревьями. Справа был разбит большой сквер с высоченными ажурными фонарями, а слева уже выплывала громада знаменитого собора Сен-Дени. От собора ехали недолго: машина свернула в переулок, который почему-то напомнил Осипу его собственную деревню, только со сплошь новыми двухэтажными домами и с роскошными палисадниками, в которых и возле которых ходило бессчетное количество собак с хозяевами и без оных.
Таксист остановил машину возле забора, возле которого густо разрослись яблони, вишни и особенно виноград. За почти непроницаемой зеленой стеной слабо угадывались контуры небольшого дома в глубине сада; дом сиротливо уткнул в голубое небо две ветхие башенки, в свое время, верно, неказисто скопированные с башни собора Сен-Дени. Разумеется, в пропорции один к черт знает сколько.
– Пожалуйста, – сказал шофер своим характерным скрипучим голосом. – Он живет вот здесь. Кстати, вам, кажется, скучно не будет: там какой-то шум. Наверно, опять у Семеныча денег просят, – добавил он на прощание, глядя, как Осип выгружает свой и Настин багаж. – Если что, то я живу на соседней улице, такой дом с желтым забором. Возле старой часовни.
И уехал.
* * *
– Мерзавец! Ска-а-атина!! А-а-а… бива-ют!!
Вопли летели из глубины сада один за другим.
– Уу-у-у!!
– Тэк-с, – поежившись, произнес Иван Саныч, – мы, кажется, из огня да в полымя. От одной драки уехали, к другой приехали.
– Но орут-от, кажись, по-нашенски, – бодро выговорил Осип.
– Вот это мне и не нравится!
– Вот что, – сказал Моржов, снимая очки и убирая их во внутренний карман пиджака, – ты, Настюха, покеда посиди на чумоданах, а мы с Санычем, то бишь ентой… Жабой Николавной наведаем родственничка. А то хто-то орет, как будто его, как хряка, режут. Ну-ка, Саныч!
Иван Александрович боязливо поежился, но, поймав на себе насмешливый взгляд Насти, присевшей на чемодан Моржова, выругался про себя и последовал за Осипом, чья широкая спина уже мелькала меж зеленых парижских насаждений.
Глазам гостей из России предстала следующая сцена, которую по всем характеристикам следует отнести к числу батальных.
На капоте машины лицом вниз лежал взлохмаченный мужчина, его держал за шею и за руки, заведенные за спину, волосатый здоровяк с раскормленной мордой повара-дзюдоиста и замысловатой татуировкой на руке, – а мускулистый негр с растрепанными дредлоками методично колотил бейсбольной битой по заднице незавидно загнутого к машине господина, что-то непрестанно бормоча на диком наречии, которое Осип, при всей его нелюбви к французскому языку, таковым все-таки признать не мог.
