работы различался силуэт несчастного, для которого и было сплетено боевое заклятие. Худощавый приподнял кончики губ в торжествующей усмешке, прошептал несколько слов и резко встряхнул кистями рук. Не задумываясь и не рассуждая, я ринулся наперерез сорвавшейся с пальцев кайлара волшбе, зачем—то выставив перед собой лишенное упаковки зеркало. В тот миг, когда смертельный вихрь должен был врезаться в карету, я совершил головокружительный прыжок, сделавший бы честь любому игроку в мяч, и загородил зеркалом окно. Жахнуло так жахнуло! На секунду я ослеп от непередаваемо яркой вспышки, которую породили отраженные чары, затем чуть не оглох, когда разъяренная преградой магия ринулась обратно. Заржали лошади, испуганно закричали девицы на пятачке. Я сжался в комок и зажмурился, ожидая, что кайлар, разозлившись, сплетет новое заклятие, теперь уже для меня. Какое—то время ничего не происходило, и я рискнул открыть глаза. Первое, что увидел – мельчайшие осколки под ногами. Зеркало, не выдержав столь непочтительного обращения, превратилось в мелкое крошево. Некоторое время я бессмысленно пялился на осиротевшую раму, затем отшвырнул ее в сторону. Да, видно, не суждено дочке Трувисила полюбоваться своей красотой. Что—то скажет дядюшка Ге!
– Ох, спаси нас, Луг милосердный! – запричитала пожилая торговка. – Гляньте, что творится! Головы—то у него и нету!
Я испуганно ощупал обеими руками голову, и, убедившись в ее наличии, обернулся. Картинка была та еще: незадачливый кайлар бесформенным кулем лежал в пыли обочины. Голова действительно напрочь отсутствовала, дотла сожженная отраженным заклятием. Значит, убийца пытался воспользоваться «Поцелуем саламандры». Опасная штука. На плечо легла чья—то тяжелая длань.
– Прошу за мной, сударь, – проговорил внушительный голос, заставивший меня вздрогнуть и оглянуться.
За моей спиной вырос высоченный детина в черном, по фасону напоминающем офицерский мундир, костюме. Вот только знаков отличия не было. Физиономия каменно непроницаемая, внимательные глаза испытующе вглядывались в мое лицо. От такого не убежишь. Неужели имперский пес? Похож, но у тех мундирчики серые.
– За мной, сударь! – повторил он и кивком указал на злополучную карету, которая, остановилась шагах в двадцати от меня.
Пришлось, проклиная свою невесть откуда взявшуюся резвость и мысленно моля о заступничестве всех богов Аматы, плестись за каменнолицым к черному экипажу, который теперь казался зловещим и опасным. Детина вежливо подсадил меня и плотно захлопнул дверь, оставшись снаружи. Сквозь причудливый рисунок стекла видно было, что он, сложив руки на груди, встал перед каретой, загородив дверцу своей грудью.
