Несколько дней они еще прожили втроем во временной комнате Ивана Лукича, а близнецам уже справили сапожки и белье, и всякую другую одежду, которую на местных детишках днем с огнем не сыщешь. И тогда Игера взяла вдруг и стала грызть изнутри совесть.
Нехорошо это. Конечно, в них стреляли отец и старший брат. Оттого и сбежали к волкам в лес, потом куда глаза глядели. А после как-то само собой нашли другого, отца не отца, но доброго и согласного заботиться. И вот теперь придется врать этому Ивану, кто они на самом деле, и врать долго, может, всегда. Только врать Игер не терпел и сестренку учил тому же. Господь Бог, кто его знает, есть ли, нет ли, судя по пастору Юргену, скорее нет. Но от вранья всегда делается ему грязно, хоть каждый день в ушате с мылом мойся, не отмоешься. А за что врать Ивану? За то, что одел и накормил и с собой желает увезти в неведомый, далекий город. Еще противнее, чем ловить беспомощных зайчат, так то хотя бы с голодухи. Может, выгонит их Иван прочь, но никто не знает наверняка, добрых людей больше, вон и та старушка, которая сестренке с плеча кофтенку сняла, и кто хлебом кормил, когда были в дороге. И потом, говорят, «красные» ничего не боятся. Даже царя не испугались, голову ему с плеч долой, чтоб не обижал бедных людей. А тут двое детишек. Вообще, Иван, он умный, он за ружье хвататься не станет, да и не нужно ему ружье, здоровенный маузер в кобуре на боку, так он его ни разу не вынул, кому что скажет, и без того делают с уважением, а говорит он строго. И брат решился. Тили не возражала, привыкла слушаться, она же девочка.
Он все рассказал этим же вечером своему Ивану, при Тили рассказал. И показал, без сестренки, один, ей, может, неудобно было бы раздеваться. Надо же, Иван не стал гнать прочь, за оружие тоже не схватился, а смотрел долго и умно, пока Игер оборачивался туда и обратно, расспрашивал очень обстоятельно, как и что у него получается, мальчик отвечал, насколько мог, многого сам про себя не знал и не понимал. Потом Иван вдруг принялся смеяться, так заливисто и звонко, будто он очень доволен был, что ему достались такие удивительные дети. А когда отсмеялся, брату строго наказал никому больше о тайне своей не говорить. Не потому, что поведут в лес убивать, а потому, что от любопытных не отвяжешься. Затаскают сначала въедливые ученые, после всякие активисты, но они не диковинки, живые люди, пусть и не обычные. И тайна их – она государственная, значит, не всякому знать ее положено. Теперь они с сестрой не просто так и не просто дети, хотя он не отказывается, с удовольствием назовет своими, как обещал, но оба как бы приняты им, Иваном Лукичом Капитоновым, на службу к этому государству и должны о том помнить.
