Сергей так и думал – что тамада, воспитанный на почитании власти и страхе перед нею, отзовется на доверительность депутата, нехай будущего, солдатским поеданием начальнических глаз и слепой надеждой на барскую милость.
– Вот, вот, – поддакнул Шрам и напористо продолжил. – Я человек деловой, занятой, так что затягивать не будем. Начнем прямо сегодня. До девяти, говорите, работаете? – взгляд на часы. – То есть полтора часа осталось. Подожду. Вместе поедем, – пока говорил, Шрам внутренне ржал, как конь Ильи Муромца. Оказывется, его подкачал жизненный опыт. Трое из угла, теперь не оставалось вопросов, всего-навсего задумали слямзить невесту. Все, завтра обязательно хоть раз надо прокатиться на трамвае, чтоб от народа окончательно не оторваться.
Ай, как удивился после Валентин Ростиславович, что кандидата совсем не колыхало, с какой такой важной шишкой посрался Романов на этой пресловутой свадьбе. А ведь именно после этой завязки вся карьера дяди Гриши свалила под откос. И в итоге окончательно закатилась звезда первого секретаря горкома с царской фамилией.
Гораздо пристальней Шрам запал на вопросы, кто и где конкретно за столами был рассажен. Выпытывал, допрашивал тамаду Шрам и не ведал, какие тучи снова вокруг сгущаются, какие западловые вещи снова затеял Вензель.
Глава девятая. Конкретные по повадкам.
Сперва играли в фантики,
В пристенок с крохоборами.
Но вот ушли романтики
Из подворотен ворами.
Что за вонь шибанула в ноздрю и выдрала из мутного забытья, он как-то сразу допер. Ему в сопелку пихают нашатырь. Пленник тряхнул головой, отводя шнобель от вонищи.
– Очухался, – довольно объявил голос, словно укупоренный в вату.
Шатл бы и рад был сразу поглядеть на борзых рысаков, смыслу-то тянуть? Но веки, словно залепленные скотчем, отказывались расходиться в стороны.
Шатла делали не пальцем и получился он не чугунным, чтоб не въехать в тему с полразворота – сейчас он в заложниках и, разлепив зенки, узырит подвал, браслеты на лапах, над головой будут скрипеть половицы. Однажды попадал...
Башню склинило капитально, полный обруб – ни звуков не срадарить, ни запахов не внюхать. Ясно, что Шатл сидит, в смысле, типа на стуле.
Опять пихнули нашатырь. И поторопили:
– Просыпайся, давай-давай!
Шатл еще раз зашел на открывание. Наконец-то получилось – он раскупорил гляделки.
Первое, что нарисовалось – ваза с рахат-лукомом и графин с красным пойлом. Шатл потряс головой, потянулся. Не связан! Однако! Вы чего-то, ребята, того... Ё-о! Вот к кому занесло! Справа от корзинки с фруктами Шатл разглядел морщинистую харю Вензеля.
