— Слышал, — сказал Кравцов.
— Да, вот так, — продолжал Оловянников. — Морозов стал серьезным. «Не понимаю, — говорит, — вашего хода мыслей, Масао-сан. Вы что же, полагаете, что нам не удастся…» «Нет, нет, — отвечает Токунага. — Мы, конечно, вернем магнитам их свойства, но не знаю, дождусь ли я этого…» «Ну зачем вы так…» Морозов кладет ему руку на плечо, а тот ему говорит: «Не обращайте внимания, Морозов-сан. Мы, японцы, немножко фаталисты».
— А дальше что? — спросил Кравцов.
— Они ушли. Он, видимо, и вправду неизлечимо болен, Токунага…
— Да, — сказал Кравцов. — Не очень-то веселая история.
Некоторое время они молча ели.
— Что это за пигалица с седыми усами? — вполголоса спросил Кравцов, указав движением брови на маленького человечка, который ужинал за столиком Морозова.
— Эта пигалица — профессор Бернстайн, — ответил Оловянников.
— Вон что! — Кравцову стало неприятно из-за «пигалицы». — Никак не думал, что он…
— Такой немощный? А вы читали в американских газетах, как он вел себя в Принстоне? Он забаррикадировался в своей лаборатории и создал вокруг нее мощное электрическое поле. Он получал энергию от электростатического генератора, который вращался ветродвигателем. Бандитов затрясло, как в пляске святого Витта, и они поспешили убраться. Все шесть дней он просидел в лаборатории с двумя сотрудниками, на одной воде. Вот он какой.
— Все-то вы знаете, — сказал Кравцов.
— Профессия такая.
— Между прочим, Чулков рассказывал, что вы извлекали из него различные сведения обо мне. Зачем это?
— Болтун ваш Чулков. Просто я интересовался, как вы подавляли мятеж.
— Ну уж — «мятеж», — усмехнулся Кравцов.
— Он про тебя писать хочет, — вмешался Али-Овсад. — Он хочет писать так: Кравцов стоял возле Черный столб…
Оловянников со смехом протянул мастеру руку, и тот благосклонно коснулся пальцами его ладони.
— Целый месяц крутимся вокруг Столба, — сказал Кравцов. — Наблюдаем, измеряем… Осторожничаем… Надоело. — Он допил пиво и вытер губы бумажной салфеткой. — Действительно, трахнуть его, дьявола, атомной бомбой…
Морозов оглянулся, мельком взглянул на Кравцова. Услышал, должно быть. В тускловатом свете керосиновых ламп седина его отливала медью.
Кельнер-японец неслышно подошел, вежливо втянул воздух, предложил мороженое с фруктами.
— Благодарю, не хочется, — Кравцов поднялся. — Пойду Макферсона проведаю.
Али-Овсад посмотрел на часы.
— Через час Брамульян придет ко мне чай пить, — сказал он. — Один час времени есть.
