– Нет, просто тихой. Разочарованной, что ли…
Разочарованной.
Сейер кивнул. Он окинул взглядом Сёльви. Эти лиловые рейтузы…
– Ты не знаешь, состояли ли Анни и Хальвор в сексуальных отношениях?
Она залилась краской.
– Точно не знаю. Вы можете спросить Хальвора.
– Так я и сделаю.
* * *
– Сестра, – сказал Сейер напарнику, – из тех девочек, которые становятся жертвами мужчин с дурными намерениями. Так занята самой собой и тем, как она выглядит, что не заметит сигналов об опасности. Сёльви. Не Анни. Анни была осторожной и спортивной. Ее не волновало, какое впечатление она производила на людей. Не ездила автостопом, не ставила себе целью знакомства с новыми людьми. Если она села в автомобиль, то только к тому, кого она знала.
– Мы постоянно об этом говорим. – Скарре поднял глаза.
– Я знаю.
– У тебя ведь есть дочь, – продолжал Скарре, – которая прошла через пубертатный период. Как это было?
– О, – пробормотал Сейер, выглянув в окно. – В основном этим занималась Элисе. Но я помню то время. Половое созревание – это полный мрак. Она была как солнечный лучик, пока ей не исполнилось тринадцать, а потом начала огрызаться. Она рычала до четырнадцати, потом начала кусаться. А потом все закончилось.
«А потом все закончилось»… Он вспомнил, как ей исполнилось пятнадцать и она начала становиться маленькой женщиной, а он не знал, как с ней разговаривать. Твой ребенок больше не ребенок, и нужно найти для общения с ним новый язык… Сложно.
– Значит, это заняло год-два?
– Да,- ответил он задумчиво, – год или два.
– Тебя занимает эта ее перемена?
– Что-то могло случиться. Я должен выяснить, что это было. Какой она была, кто ее убил и почему. Пора заехать к Хальвору Мунтцу. Он наверняка сидит и ждет нас. Как ты думаешь, каково ему сейчас?
– Даже не могу предположить. Можно, я покурю в автомобиле?
– Нет. Ты довольно сильно оброс, не находишь?
– Не обращал внимания. На, возьми пастилку от горла.
Они смотрели каждый в свое окно. Скарре поймал сзади у себя на шее завиток и вытянул его на всю длину, а потом выпустил, и тот быстро свернулся, как червяк на сковороде.
* * *
Ей почудилось в нем что-то знакомое. Поэтому она подволокла стул поближе и почти засунула морщинистое лицо в экран. Ее залил свет, так, что ему стали видны волоски у нее в носу, которые постоянно росли. Нужно удалить их, подумал он; но он не знал, как ей об этом сказать.
– Это Йохан Олав! – закричала она. – Он пьет молоко.
– Мм.
– О боже, как же он прекрасен! Интересно, понимает ли он сам, что он – произведение искусства, нет, на самом деле! Живое произведение искусства!
