Адмирал и посол
Эдвин Юнг был высок и худощав. Форма контр-адмирала Королевского Флота Мантикоры — едва удерживающаяся на грани дозволенного официальными предписаниями после ухищрений и украшательств портного — сидела на нем идеально. Четкие черты лица и длинные, тонкие пальцы вполне завершали образ офицера-аристократа. Как и расслабленная, вальяжная манера, в которой он сидел в кресле за большим столом своего кабинета.
С первого же взгляда кто угодно знакомый с тонкостями устройства мантикорского общества принял бы адмирала за представителя аристократии — и при этом аристократии высокого ранга. Капитан-разведчик, сидевший по другую сторону стола, считал маленький, со вкусом неброский значок, объявлявший о членстве Юнга в Консервативной Ассоциации, на деле совершенно излишним.
Значок, кроме того, нарушал установления Флота, но адмирал явно не беспокоился, что его могут вызвать на ковер за ношение значка с формой. На Земле единственным мантикорским официальным лицом, которое превосходило его рангом, был посол Хендрикс. Так уж случилось, что посол Мантикоры в Солнечной Лиге находился в одной комнате с адмиралом и капитаном, стоя у окна. И так уж случилось, что у посла на лацкане был такой же значок.
Однако глаза капитана разведки были сфокусированы не на значке. Они были сфокусированы на адмиральской шее. Шея была длинной, тонкой и гибкой. В полном соответствии с происхождением и породой адмирала Юнга.
Капитан был вполне уверен, что легко может ее сломать.
Хотя он не стал бы этого делать, разве только в качестве побочного эффекта. Капитан уже обдумал — и отверг — несколько разнообразных способов сворачивания шеи адмиралу. Но все они были слишком быстры. В первую очередь капитан хотел ощутить удовольствие, раздавливая дыхательное горло адмирала, медленно и методично.
В конце концов, конечно же, позвонки треснут. Раздробленные осколки разрушат спинной мозг и докончат дело. Скорее всего слишком быстро, поскольку капитан был невероятно сильным человеком и не мог припомнить, когда бы еще он был в таком гневе. Но…
Капитан сдержал свою ярость. Усилие было достаточно тяжким, чтобы он уловил только несколько последних слов адмирала, подводящего итог.
— … и я уверен, что вы согласитесь, капитан Зилвицкий. Как только у вас будет шанс подумать в более спокойном и более рациональном состоянии.
Ушами, в которых все еще гремели удары его собственного сердца, капитан услышал голос вступившего в разговор посла:
