Она сделала один быстрый вдох, ее глаза расширились, и через мгновение она уже спала. Проснется она уже с удаленным аппендиксом.
Щемящее тоскливое чувство пронзило его. Время пришло.
Быть может, это его последний шанс при нарастающей подозрительности Колкинза и набирающих день ото дня силу мехдоках.
Он помолился Богу в молчании и начал операцию. Бергман сделал осторожный продолговатый разрез в правом нижнем квадрате живота девушки длиной примерно четыре дюйма.
Раздвинув рану, он понял, что предстоит несложная работа.
Простая операция минут на восемь или девять, в крайнем случае.
Осторожно Бергман выделил в ране аппендикс, перевязал у основания, а затем отсек и удалил его.
Затем попросил у Бога прощения и сделал то, что должен был сделать. Эта операция, в конце концов, не будет столь уж простой.
Скальпель типа электролезвие приблизился к телу, и план молнией промелькнул в голове. Мысль-вспышка, но вся в своей глобальности, полноте и сумашествии.
Он рассечет артерию, робот увидит сделанное и вмешается, чтобы исправить повреждение. Он будет резать снова и снова, пока робот не будет перегружен и не остановится. Затем Бергман перевернет стол, и девушка будет мертва. Состоятся расследование и суд, и он обвинит робота в смерти., и расскажет все... заставит их проверить... заставит прекратить использование мехдоков до тех пор, пока проблема не будет решена.
Лезвие было зажато в его руке Затем глаза девушки как будто нашли его глаза, словно закрытые на секунду, словно она обдумывала его намерения. Он увидел эти глаза и понял одно:
- Зачем нужна победа, если потеряна душа?
Электролезвие упало на пол.
Он стоял без движения, мехдок бесшумно стал рядом и закончил операцию.
Он повернулся и быстро покинул операционную.
Вскоре после этого Бергман оставил госпиталь, глубоко переживая свое поражение. У него был шанс, а воспользоваться им он не осмелился. Но почему? Другая сторона внутренней трусости, проявленной им раньше? Или он понял: ничто не может служить оправданием лишения жизни невинной девушки?
Этика, мягкосердечие, что?
Ночь была совершенно темной. Бергман шагнул из света вестибюля, и дождь принял его, отсекая от жизни, людей и всего остального, в темную вату внутренних мыслей. Такой же дождь был в ту ночь, когда Колкинз угрожал ему. Суждено ему до конца дней быть под таким дождем?
Только случайный шум винтов невидимого перепахивающего небо вертолета нарушал устойчивый шелест машин. Он быстро пересек тихую улицу.
