Это — ступор. Это — зависание системы. Это — иллюзия свободы выбора.
С щелчком откидывается крышка телефона. Сама собой. Я в этом никакого участия не принимаю. Я сижу и слушаю звуки, доносящиеся с кухни. Там Судзуки Муцуми готовит дрянной кофе. Мои пальцы бестолково нажимают на кнопки. Они набирают тридцатичетырехзначный номер. Потом — двадцатидвухзначный. За ним — сорокашестизначный… Тихие «пи-пип», которые издает телефон каждый раз, когда мой палец давит на овальную кнопочку с цифрой, вгоняют меня в транс. Эти кнопки — что-то вроде четок буддийского монаха. Я медитирую.
Я сижу и гоню все мысли, которые нарушают зеркальную гладь озера моего духа. Я визуализирую цветок лотоса в точке тандэн. Я ощущаю поток ци, омывающий серебристым ручейком мои потроха. Я веду счет вдохам и выдохам, дохожу до десяти; начинаю считать только выдохи, дохожу до десяти; считаю только вдохи. Проделав весь цикл, начинаю сначала. Не забывая нажимать на светящиеся кнопочки, чтобы слышать медитативное «пи-пип».
— Надеюсь, ты не в полицию звонишь? — раздается над ухом голос Муцуми.
Я вздрагиваю и быстро захлопываю телефон. У меня ощущение, будто меня поймали за сеансом онанизма.
Она ставит свой идиотский поднос на столик.
— Не нужно этого делать. В смысле, звонить, — она говорит тихо и как-то печально. — Он такую возможность предусмотрел.
— Да? — говорю, пытаясь чтобы это прозвучало как можно более недоверчиво.
Она садится на диван и снова поджимает одну ногу под себя. Берет с подноса чашку и, подержав с минуту, ставит обратно. Я к своей даже не притрагиваюсь.
— Ты разве не знаешь? — она старается не смотреть на меня.
Желание избежать визуального контакта говорит об одном — я в дерьме. И в том, чтобы меня туда запихнуть, она принимала непосредственное участие.
— Нет, я ничего не знаю. Как оказалось, даже меньше, чем ничего…
— Тебя ищет полиция. За убийство. Вернее, за двойное убийство. Какая-то супружеская пара. Имен я не знаю… Иногда по телевизору объявляют, мол, разыскивается такой-то такой-то. Про эту семейную пару говорили тоже… Сначала рассказали про них, а потом уже про того, кто разыскивается за их убийство, то есть про тебя. Кстати, у парня, которого убили, знакомое лицо…
— Но я никого не убивал!
— Ну, конечно, — кивает она и мягко улыбается. — Я и не думала, что это ты. Так думает полиция. Потому я и сказала тебе, чтобы ты не очень-то туда названивал.
Мне становится трудно дышать. Это не приступ бронхиальной астмы. Это не попавший в дыхательное горло инородный предмет. Дышать тяжело из-за густого запаха кроличьей шерсти. Пахнет так, будто в комнате находится несколько сотен отчаянно воняющих кроликов.
