– Похоже, что да.
– Это я слышал еще в Джетре, – сказал я. – Что это будет вопросник, не говорили, только сказали, что перед лечением я должен буду написать полный отчет о своей жизни.
– Тебе объяснили почему?
– Нет. Я думал, это часть лечения.
– Это не связано с самим лечением. Лечение бессмертием не связано с лечением в обычном смысле этого слова – это нечто вроде очищения твоего тела со всеми его системами. Тело обновляется, память же при этом стирается. Ты потеряешь память.
Я ничего не сказал, только серьезно взглянул ей в глаза.
– Вопросник, – сказала она, – станет основой твоей новой жизни. Ты станешь тем, что напишешь. Тебя это не пугает?
Я подумал о долгих месяцах на вилле Колена в холмах над Джетрой, о своих стараниях рассказать правду и различных средствах, которые я использовал, чтобы найти эту правду, уверенность, что мне это удастся, и, наконец, чувство обновления, наполнившее меня после. В той рукописи, что лежала сейчас в номере гостиницы в Марисее, моя жизнь была описана так полно, как только это возможно в строгом смысле слова. Я уже был тем, что написал. Я стал плодом своего труда.
– Нет, это меня не пугает, – ответил я.
– Меня тоже, – сказала она. – Поэтому я хочу быть с тобой. По-моему, вряд ли можно утверждать, что пациент снова обретет свое «я» в полном объеме.
Я обнял ее, прижал к себе, и хотя она сначала сопротивлялась, но скоро сдалась и снова легла со мной.
– Я еще ничего не решил. Но думаю, что отправлюсь на Коллажо и приму решение там.
Сери обняла меня и ничего не сказала.
– Я сам должен решить, что для меня хорошо, а что – нет, – сказал я.
Спрятав лицо на моей груди, Сери пробормотала:
– Можно мне поехать с тобой?
– Да, конечно.
– Поговори со мной, Питер! Расскажи мне, кто ты, пока мы будем в пути. Я хочу узнать тебя.
Вскоре мы заснули. Ночью мне приснилось, что я вишу на тросе под водопадом, меня немилосердно мотает и раскачивает под падающими потоками воды. Постепенно члены мои застывали, дух захватывало, пока во сне я наконец не поменял позу и сон не кончился.
