Морган поморщился:
— Тысяча благодарностей, Дрейк. Ты отлично понимаешь, что всё это выглядит очень глупо, и я вытащил короткий конец соломинки.
— Эй, все дело случая, какой конец вытащишь. На этот раз сидеть в тюремной камере суждено не мне.
— Почему-то мне всё же кажется, что моя петля будет трепыхаться завтра на ветру, — отозвался с гримасой Морган. — Откуда тебе известно, что мы можем доверять этому судье и его другу?
— Думаю, все выясним в суде, — спокойно сказал Дрейк. — Если случится худшее, я спасу твою шкуру даже в том случае, если мне придётся сделать. это в последнюю минуту, когда они будут просовывать в петлю твою красивую голову.
— Чёрт возьми, Дрейк, это в самом деле успокаивает, — простонал Морган, закатывая кверху глаза. — Что же такого выдающегося я совершил, чтобы заслужить такого друга, как ты?
Дрейк улыбнулся:
— Думаю, нечто из ряда вон выходящее.
В конце концов голод выгнал Хетер из её комнаты. Она пропустила завтрак, просидела полдня надувшись и теперь ощущала пустоту в животе, о чём свидетельствовали доносившиеся оттуда звуки. Кроме того, Пиддлса надо было срочно выводить на прогулку, иначе произошёл бы несчастный случай. Хетер могла поспорить на свой последний доллар, если бы он у неё был, что тогда отец заставит её саму убирать и чистить комнату.
С большой неохотой Хетер взяла собаку на поводок и направилась к лестнице. Здесь, на галерее, возле её комнаты, шум, доносившийся снизу, был гораздо громче. Слышался хриплый смех, громкие разговоры, стук сталкивающихся бильярдных шаров, звон стаканов и бутылок и бренчание расстроенного пианино, на котором кто-то играл скорее с энтузиазмом, чем с мастерством.
Перед стоявшей на галерее ошеломлённой Хетер открылась сцена, которая в одинаковой мере притягивала и отталкивала её. Она никогда раньше не бывала в салуне, и утром всё было довольно спокойно. Теперь все места, где только можно было разместиться, были заняты людьми всех возрастов, внешнего вида и занятий. Большинство мужчин были, по-видимому, ковбоями, во всяком случае так решила Хетер, хотя она никогда раньше не видела ни одного ковбоя. Мужчины большей частью были одеты в брюки из грубой бумажной ткани и кожаные жилеты, надетые поверх рубашек. Многие всё ещё были в шляпах с пятнами от пота, тогда как у других волосы были прилизаны, а там, где они заканчивались на шее, виднелись бледные, незагорелые полоски кожи, что свидетельствовало о посещении ими парикмахерской. Их ноги были обуты в поношенные сапоги, кое у кого со шпорами.
