— Кто вам звонил? — спросил он.
— Девушка одна, вы ее не знаете.
— Вы не сказали, что вас подслушивают?
— Ну уж знаете, Бен!
— Я только спрашиваю. С вашими нервами… А ведь говорят, что подслушанные разговоры не могут служить уликой. Что это противозаконно.
— В штате Нью-Йорк это допускается.
— Вы вообще-то этим телефоном пользовались?
— Я говорил с вами несколько раз.
— Отсюда? Ах да, припоминаю. Ну, это ничего.
— И один раз звонил Эду Бэнту.
— Ну вот. Теперь понятно. — Тэккер сердито посмотрел на телефон.
— Да разговор был самый безобидный. Просил для вас билеты на бокс.
— Все равно. Не следовало этого делать.
— Я же не знал, что меня подслушивают. Может, и подслушивать-то стали только с сегодняшнего вечера.
— С таким паршивцем и сукиным сыном, как Холл, надо быть осторожней. Почему когда я разговариваю по телефону, я всегда говорю так, как будто знаю, что меня подслушивают?
«А с чего ты взял, что я такой же, как ты, — думал Генри, — или должен быть, или могу быть таким?»
— Что Холл — сукин сын, это, конечно, правда. Но паршивцем его, к сожалению, назвать нельзя. — Уилок взглянул на стакан. Лед весь растаял. — Тут уже не виски, а одна вода, — сказал он и направился к двери.
Он прошел мимо Тэккера и благополучно добрался до порога, но потом ударился плечом о косяк, отшатнулся, неуверенно протянул руку и, покачнувшись, похлопал ладонью по косяку. Он, видимо, хотел поставить его на место.
— Странно, — засмеялся он. — Еще сегодня утром стоял и никому не мешал. — Он повернулся к Тэккеру и громко расхохотался. — Ну что, повелитель, отшучивайся! — Он поднял над головой руку и помахал ею, словно приветствуя Тэккера. — Одари нас своей лучезарной, чудодейственной золотой улыбкой!
Тэккер взял Уилока под руку и повел его в гостиную. Генри слегка дрожал. Даже сквозь рукав Тэккер чувствовал эту мелкую внутреннюю дрожь, такую частую, что, казалось, все нервы у него гудят, как телеграфные провода.
Уилок все продолжал пить. Он поставил стакан перед своей тарелкой и, съев яичницу, запил ее виски. Потом налил коньяку себе в кофе и зажег его. Все смотрели на маленькое голубое пламя. Эдна тоже захотела попробовать, она находила это очень изысканным, а за ней и Макгинес и Тэккер тоже попросили себе коньяку к кофе.
— В таком изысканном напитке, наверно, нет никаких калорий, — пошутила Эдна.
Но Макгинес все же решил выпить коньяк неразбавленным. Он сказал, что он человек простой, не любитель всяких модных смесей.
