Существо общалось с нами телепатически. Меня это не удивило, не смутило и даже не шокировало. Происходящее казалось естественным. Все соответствовало облику и происхождению Итк, его ауре и способу появления.
Он говорил с нами.
А потом, когда все кончилось, мы взобрались на возвышение и отцепили крепления, на которых держалась стеклянная клетка: мы знали, Итк в состоянии покинуть ее в любой момент, если пожелает. Итк проявил интерес, решил познакомиться с нами, прежде чем сгореть, как его соплеменники. Он захотел узнать о нас, крохотном земном народце, он решил удовлетворить свое любопытство и сделать остановку, перед тем как сгореть. Это было именно любопытно, поскольку когда его соплеменники посещали Землю в последний раз, на ней не было существ, способных выходить в космос, даже на столь мизерные расстояния.
Но теперь пора было возвращаться, и Итк завершил свое недолгое путешествие. К этой цели вел невообразимо долгий путь, и, как бы ни было интересно, Итк спешил присоединиться к своим сородичам.
Поэтому мы открыли клетку, которая не могла стать преградой существу, способному оказаться вне ее, как только пожелает. Пока же Итк был в ней... Нет, уже не был. Исчез! Небо горело.
Добавилась еще одна булавочная головка, скользнувшая вниз сквозь атмосферу и вспыхнувшая факелом. Итк перестал существовать.
Он оставил нас.
В тот же вечер Карл Леус выбросился с тридцать второго этажа небоскреба в Вашингтоне. Из тех, кто слушал Итк, умерло еще девять человек. В тот же день. Хотя я был не готов, но и во мне притаилась смерть. Чувство опустошенности, тщетности и безнадежности. Я вернулся в обсерваторию и попытался отделаться от воспоминаний обо всем, что передал Итк в мой разум, посеял в мою душу. Будь я более восприимчив, как Леус и девять других, я тоже неминуемо покончил бы с собой. Но я другого сорта. Они в полной мере осознали глубину сказанного инопланетянином. Это их так взволновало, что они поплатились за это жизнью. Я не мог понять их поступок.
Узнав об этом, ко мне завалился Порталес.
- Они... они сами себя убивают, - пробормотал он. Мне стало дурно от его мелочной назойливости. Оплакивая их, я ничуть не интересовался его страхами.
- Да, они покончили с собой, - устало согласился я, не отводя взгляда от сверкающего неба над обсерваторией. Казалось, уже наступила ночь. Ночь, светлая как день.
- Но почему? Почему они так делают?
Я заговорил, прислушиваясь к собственным мыслям. Я-то знал, почему так произошло.
