– Ребята, я вам хочу сказать пару слов.
Тонны снега висели над нашими головами. Половина пещеры была уже засыпана выбранным из забоя снегом. Интересно, о чем это можно говорить таким торжественным тоном? Что это за пара слов? Меня просто передернуло от его интонации. С ума уже сходит корифей.
– Я много видел в жизни. Воевал. Был ранен…
Он почему-то замолчал, едва начав говорить. Как-то деревянно все это у него звучало.
– Ну, да что я вам буду рассказывать?… Вы сами все знаете. (Это уже по-человечески).
– Мне всегда везло. Сегодня я не могу сказать этого. Сегодня мы ближе всего стоим к смерти. К чему я это говорю? Я не надеюсь, что мы останемся живы. Вернее, мы, конечно, будем биться до последнего. Но так могут сложиться обстоятельства, что только кто-нибудь останется жив. Так вот: если так произойдет, то я прошу того, кто останется в живых, выполнить мою просьбу. В моей комнате, в столе, вы найдете письмо в Москву, моей жене. У нас ведь… Я хотел с ней разводиться. Я прошу: если кто-нибудь останется в живых, взять это письмо и уничтожить. Вот и все.
– Извините, Иван Петрович, но вы говорите чушь! – резко сказал Борис. – Завтра мы будем на базе. Я считаю, что вы не говорили всего этого.
– Понятно, – тихо сказал Леонтьев. – Сергей! Ты сделаешь это?
– Пустое дело – надевать чистую рубаху, когда корабль тонет. Пока мы тут возимся с торжественным бельем, уходит время.
– Отвечай на мой вопрос.
– Я отказываюсь это сделать по той простой причине, что не верю в то, что так случится.
– Петр!
– Сделаю.
– Идиот, – сказал мне Борис. – Завтра же тебе будет смешно и позорно вспоминать все это! Нельзя же так распускаться!
– Надо смотреть в лицо фактам, – спокойно сказал Леонтьев, – а не прятаться от них. Надо иметь мужество!
– Наконец-то я снова слышу свой милый одесский базар, – сказал Сергей. – Ты дура! А ты сама с румынами жила. Очень мило. Культурные люди. Никаких завещаний я лично писать не собираюсь. Все мое состояние я завещаю своим скромным соседям, которые эх как продадут мою «Яузу-10»!
– Прекратим этот разговор, – сказал Леонтьев. – Каждый волен поступать как ему угодно. Мы должны отдохнуть два часа.
Все заворочались в мешках. Заснуть бы! Около меня терся-терся носом Сергей, потом сказал:
– Петюх, ты не спишь?
– Нет.
– Слушай, я вчера в этом забое сижу и думаю: вот подохну я здесь – что от меня останется? Так, бумага всякая. Фотографии. Тетрадки с лекциями. Книги. И так мне захотелось, черт побери, сына заиметь – ну просто позарез! А? Выберемся из этой конуры – с ходу заделаю сына Юльке. Прямо без разговоров! А то, знаешь, кручусь я вокруг баб, и никакого толку.
