— Я ничего плохого не хотел сказать.
— Замолчи, Джул, — говорит Кеш. Джул опять смотрит на воду, желваки вздулись, лицо — то красное, то зеленое, то красное. — Ну, — немного погодя говорит Кеш, — что делать собираешься?
Анс не отвечает. Сидит сгорбившись, жует губами.
— Если бы не залило, могли бы переехать, — говорит он.
— Поехали, — говорит Джул и трогается с места.
— Погоди, — говорит Кеш. Он смотрит на мост. Мы смотрим на Кеша — все, кроме Анса и дочки. Они глядят на воду. — Дюи Дэлл, Вардаман и папа, вы идите пешком по мосту, — говорит Кеш.
— Вернон может их проводить, — говорит Джул. — А мы пристегнем его мула перед нашими.
— Моего мула ты в воду не поведешь, — говорю я.
Джул смотрит на меня. Глаза — как осколки тарелки.
— Я плачу тебе за мула. Прямо сейчас покупаю.
— Мой мул в воду не пойдет, — говорю я.
— Джул с конем своим идет, — говорит Дарл. — Почему ты за мула боишься, Вернон?
— Замолчи, Дарл, — говорит Кеш. — И ты, Джул, оба замолчите.
— Мой мул в воду не пойдет, — говорю я.
Он сидит на коне, свирепо глядя на Вернона, лицо у него покраснело от подбородка до корней волос, глаза светлые, жесткие. В то лето, когда ему было пятнадцать лет, у него сделалась спячка. Однажды утром я пошел кормить мулов и увидел, что коровы еще не выгнаны; потом услышал, что папа вернулся к дому и зовет его. Когда мы возвращались завтракать, он прошел мимо нас с молочными ведрами, спотыкаясь, как пьяный, а когда мы запрягли мулов и выехали в поле, он только доил. Мы поехали без него, а он и через час не появился. Днем Дюи Дэлл принесла нам есть, и папа отправил ее искать Джула. Его нашли в хлеву: он спал, сидя на табуретке.
После этого папа стал приходить по утрам и будить его. Джул засыпал над ужином, а после сразу шел спать, и, когда я ложился в постель, он лежал там как мертвый. И все равно папе приходилось будить его по утрам. Джул поднимался, но ничего не соображал: молча выслушивал папины упреки и жалобы, брал молочные ведра и шел в хлев; однажды я его там застал: он спал, привалившись головой к боку коровы, под выменем стояло наполовину полное ведро, а руки у него висели, в молоке до запястий.
После этого доить стала Дюи Делл. Он по-прежнему поднимался, когда папа его будил, делал, что мы ему велели, — как опоенный, и старался словно бы, и сам недоумевал.
— Ты захворал? — спрашивала мама. — Тебе нездоровится?
— Нет, — отвечал Джул. — Я здоров.
— Обленился просто, отца из себя выводит, — говорил папа, а Джул стоял и будто спал на ногах. — Так, что ли? — будил Джула, требовал ответа.
