– И ведь второй раз, однако, отказали! – проговорил вслух Василий Иванович и продолжительно вздохнул не то от обиды, не то от жары. «И словно сговорились эти чертенки: обе, натянувши ему нос, предлагали свою дружбу, точно он и в самом деле годится лишь в друзья… Благодарю-с покорно! Он на это не согласен… Он, если по совести рассудить, конечно, не Аполлон там какой-нибудь, а все-таки ничего себе мужчина… Разумеется, ничего себе и даже очень ничего!» – еще раз мысленно оценивает себя Василий Иванович и машинально приглаживает свои щегольские рыжие височки.
«И время еще есть, если на то пошло, чтобы скрасить свое одинокое существование!.. Слава богу, сорок лет – еще не старые годы… Мужчина в самой поре. Что ему помешает жениться по возвращении в Россию, а?.. Он будет капитан-лейтенантом; может быть, и суденышко третьего ранга дадут… Командир… Столовые и все такое… Только не надо, брат Василий Иванович, „запускать глазенапа“ на очень молоденьких!.. Надо выбрать какую-нибудь этакую черноглазую, свеженькую, полненькую (Василий Иванович одобрял именно полненьких) брюнеточку, с усиками на губках, с эдаким задорным носиком, лет эдак двадцати пяти, шести… Такие девушки тоже имеют свою прелесть и, главное, понимают жизнь, не бросаются на человека зря, из-за одной только физиономии, а ищут и душу…»
Несколько успокоенный мечтами об этой проблематической «брюнеточке» с «усиками на губках», которую он полюбит по возвращении в Россию, и в то же время предвкушая удовольствие, в ожидании «брюнеточки», увидать сегодня же на берегу ее, так сказать, суррогат в образе каначки, Василий Иванович развязывается с воспоминаниями и кричит повеселевшим голосом:
– Эй, кто там есть! Антонова послать!
– Здесь, ваше благородие! – отвечает Антонов, подбегая на рысях к Василию Ивановичу.
– Подай-ка, братец, закусить чего-нибудь да бутылку портеру.
– Есть, ваше благородие! – весело говорит Антонов, довольный, что барин перестал «скучить», и с быстротой расторопного вестового приносит и ставит перед Василием Ивановичем его обычную утреннюю закуску: сыр, хлеб и портер…
– Карла Карлыч! Кончили писать? – кричит Василий Иванович, не слыша более скрипа пера из докторской каюты. – Не угодно ли портерку?
– Danke schon [19], Василий Иванович! – откликается доктор. – Я еще не совсем готов…
– Прислать, что ли, в каюту стаканчик?
– Danke schon, Василий Иванович… Не беспокойтесь… Через четверть часа я буду готов в, если позволите, приду выпить стаканчик стауту
