Грустная тишина была в комнате больного. Первушин, исхудалый, без ропота, без жалоб, лежал на своем диване. Зоя не оставляла его ни на минуту и все время проводила около мужа; она сама похудела, осунулась, глаза ввалились. Я предложил было заменить ее, но она решительно отказалась. Первушин молча глядел на Зою своим кротким взором, и на лице его была такая счастливая улыбка…
– Знаешь ли, о чем я тебя попрошу, Зоя, милая моя! – как-то однажды сказал он.
– О чем, голубчик?
– Попроси Ивана Петровича написать телеграмму Наташе. Пусть Степанида снесет. Я бы желал видеть сестру.
– Еще бы, сейчас! – проговорила Зоя и вдруг испуганно прибавила, – а тебе разве хуже… ты…
Она боялась досказать.
– Нет, Зоя, мне лучше. Ты не пугайся, милая моя. Мне просто хочется взглянуть на Наташу. Я верю, что я буду жить, мне хорошо.
Но он вдруг закашлялся, беспомощно прижимая маленькие руки к своей впалой груди.
– Все это пройдет, – опять заговорил он. – Я так счастлив, так счастлив… как же не жить? За что умирать? – шептал он, протягивая прозрачную руку Зое.
Зоя тихо сжимала ее в своей, а сама отворачивалась, чтобы скрыть слезы.
Когда телеграмма была написана и отправлена, Первушин, видимо, обрадовался.
– Вы увидите, – обратился он ко мне, – какая Наташа славная. Ты, Зоя, полюбишь ее. Она добрая. И ты ведь добрая!
Но что сделалось с Зоей? Она глухо рыдала, припав к руке Первушина.
– Зоя, что с тобой, что?.. – растерянно спросил он.
– Простишь ли ты… меня?..
– Простить? – он кротко улыбнулся. – За что тебя простить, глупенькая? Не плачь же. Мы будем счастливы, уедем отсюда с Наташей в деревню. Там хорошо так. Много воздуха, лес, цветы.
И Первушин начал мечтать о том, как он начнет новую жизнь, как он поедет.
– Еще неделю, другую, а там и поедем, правда?
А голос его все слабел и слабел. Ему было трудно говорить много. Он задыхался.
Зоя сидела, как убитая.
Наступил вечер. Василий Николаевич заснул. Мы молча сидели около. Степанида тихо всхлипывала в коридоре. Мерно тикали часы. Вот пробило восемь, девять. Первушин кашлял. Ему дали лекарство.
– Какой чудный сон, Зоя! Зоя, ты здесь?
– Я здесь.
– Где ты, Зоя, Зоя, Зоюшка! – жалобно спрашивал он.
Она нагнулась к нему, но он ее не узнавал и все повторял:
– Зоя, Зоя… не оставляй меня.
Зоя едва удерживала рыдания.
Скоро больной пришел в себя. Ему стало значительно лучше. Он присел на постели, попросил чаю и так бодро говорил, что Зоя стала надеяться.
– Видишь, мне совсем хорошо. Завтра, пожалуй, и встать можно, Иван Петрович? А ты, Зоя, усни, голубушка! Ты устала. Экая славная ты натура, Зоя, золотое сердце какое у тебя!
