Обе памяти уверяли ее, что это невозможно.
Но здесь было то, другое существо, сгустившееся в воздухе среди развалин, пока Джейта не отправила его прочь.
Другое существо — он или она, кто был послан этим Хасти украсть и спрятать величайшую ценность Амона, — могло оно оказаться затаившимся? Если так — теперь они могли столкнуться с опасностью, с которой не справится даже все хваленное Древнее Знание. Ибо когда враг невидим…
Талахасси заставила себя подойти к дверному проему, пристально взглянуть в комнату за ним. Но она знала, что существо исчезло. Холодный озноб страха, что оно могло принести с собой, уже постепенно исчезал. Однако уход его не означал, что оно не вернется.
— Великая Леди?
Талахасси была так испугана голосом сзади, что чуть не вскрикнула. Но она овладела своими чувствами, прежде чем повернуться, чтобы взглянуть в лицо полковнику Намлия, прибывшей лично.
— Да, воин льва. — Древнее официальное обращение пришло непрошеным из второй памяти.
— Просят аудиенцию… Принцесса Идайзи. Она хочет поговорить с Великой Леди.
Идайзи — жена Юсеркэфа — та, чья зависть вызвала многие из бед, произошедшие здесь. Но почему она прибыла?
— Можешь разрешить ей войти, но вызови также Дочь Эпидемека и принца-главнокомандующего Херихора.
— Приказано — сделано, — официально ответила амазонка.
Талахасси вернулась к скамье и села. Она догадывалась, что Идайзи посмела явиться так дерзко лишь для сбора интересующих ее сведений, поскольку была достаточно коварна и при этом самонадеянна, чтобы предпринять такую акцию. Память Ашаки подсказала многое относительно Идайзи, но среди этого не было ничего хорошего.
У главного входа в дальнем конце бассейна возникло движение, когда стройная женщина в шафранно-желтом наряде и маленьком дорожном парике решительно вышла вперед, в то время как ее эскорт задержался у ворот. Талахасси не поднялась, чтобы приветствовать ее. Положение Ашаки было гораздо выше, чем положение этой самонадеянной особы. В старые времена, до того, как был пересмотрен этикет двора, эта женщина должна была ползти на четвереньках и целовать ремешок сандалии принцессы. В ее жилах не было ни капли настоящей Крови.
Даже если не анализировать эмоции, возникшие из воспоминаний, Талахасси чувствовала, что отрицательные эмоции преобладают. Даже сам вид привлекательного разукрашенного лица Идайзи тотчас же вызвал вспышку ярости.
Женщина была очень красива, с точеными чертами лица, прекрасно очерченными губами. Хотя она была миниатюрна и изящна, однако имела великолепную осанку и держалась с той прирожденной уверенностью, какую дает женщине красота. Какими бы презрительными не были воспоминания Ашаки, Талахасси осознала, что принцесса всегда понимала, какую привлекательность Идайзи имела для ее слабовольного кузена и как это совершенство плоти легко могло вертеть им в своих целях.
