--
Я попрошу Роджера занять его рабочее место и отнесу соседу ужин. Пойду с охранником в ту камеру, оглушу того и убегу с узником.
--
Убежишь? - усмехнулся Паркер. - Джон, он едва передвигается, он будет нам только обузой. С ним мы точно пропадем.
--
Без него никакого побега не будет! - твердо решил Скотт.
--
Что ж, смотри, но если мы попадемся, я скажу, что все это было твоей выдумкой, что ты мне угрожал и я вынужден был согласиться.
--
Хорошо, предатель, я возьму всю вину на себя. Завтра Алькатрас станет для нас только горьким воспоминанием.
Скотт не собирался рассказывать о своем плане соседу. Он-то знал, что ни один человек не пожелает по доброй воле остаться в заключении, и был уверен, что его намерения найдут одобрение у товарища-романтика. Он попросил Роджера, заключенного, который относил еду Человеку-шоку, позволить ему хотя бы разок сделать это за него. Роджер был не против, занятие это было для него неприятным. Он утверждал, что после похода в эту камеру у него пропадал аппетит, но он не мог отказаться от этой работы, так как она давала ему много привилегий. Никто не хотел заходить в камеру к убийце-уродцу, да и Роджер был рад передать свои обязанности хоть разок другому человеку.
--
А где же Роджер? - спросил Гильберт, узнав, что Скотт намеревается сам отнести ужин Человеку-шоку.
--
Ему что-то плохо стало, и он попросил меня сделать это вместо него.
--
Надеюсь, ты не слабонервный? - усмехнулся Гильберт. Ему стало даже забавно посмотреть на реакцию Скотта. Скольких он таких смельчаков повидал, которые отваживались зайти в камеру Человека-шока, но впоследствии испытывали такое потрясение, что их никакими угрозами невозможно было повторно заставить войти туда. Роджер был полуслепым, он старался по мере возможности не смотреть на узника, и все равно каждый раз он возвращался от него несколько подавленным.
Прежде чем открыть дверь камеры, Гильберт велел заключенному занять свое место. У самой двери в стене была небольшая железная затворка. Скотт ничего не знал о ее предназначении. Она служила страховкой для тех, кто входил туда. Прежде чем дверь открывалась, заключенный проходил к самому отдаленному концу помещения, вставал на колени и прислонялся к стене. Охранник нажимал на затворку снаружи, и железный обруч охватывал шею узника. В таком положении вдалеке от стола и двери, он ни для кого не представлял опасности.
Гильберт сковал зека и пропустил Скотта в камеру. Он, держа поднос с глиняной тарелкой и стаканом, прошел к столу. Взглянул на своего друга и почувствовал, как все нутро у него перевернулось от ужаса. Перед ним на коленях стоял не человек, нет! Что-то очень смутно напоминающее человекоподобное существо. Это был сгорбленный гомункул в черной потрепанной одежде. Длинные поседевшие волосы спадали на левое плечо, а с другой стороны головы у него и вовсе не было волос, кожа была красноватой и сморщенной. Правая половина лица была вся искорежена не было ни брови, ни века, кожа на лбу свисала и закрывала глаз. Щека была настолько приподнята к уху, что рот не закрывался, нос исказился и напоминал бесформенный комок кожи, жилки и вены на этой стороне шеи были припухшими и темно-синими. Заключенный тяжело дышал и болезненно хрипел при каждом вздохе.
