— Вы хотите сказать, мисс Прунелла, что я смогу развлекаться, в то время как вы лишены такой возможности? — заметил граф.
Прунеллу смутила его проницательность, после продолжительной паузы она объяснила:
— В течение года я носила траур по отцу.
— А до этого?
— Мне бы не хотелось обсуждать мою личную жизнь, милорд, — сдержанно ответила Прунелла.
— Это ' поразительно! — воскликнул граф. — Вы вникаете в мои личные дела, вы управляете моим домом и даже моим поместьем, а как только я проявляю интерес к вам, захлопываете дверь перед моим носом. Прунелла чувствовала, что только ее нежелание говорить о себе задело Джеральда. Он явно не был удовлетворен ходом разговора, и все же она попыталась вернуться к интересующей ее теме:
— Я хотела поговорить о вашем племяннике, милорд.
— Я это уже понял. В то же время я бы хотел воссоздать общую картину происходящего, но, к сожалению, мисс Браутон, вы отказываетесь помочь мне в этом.
— Уверена, — быстро сказала Прунелла, — что теперь, когда вы вернулись, ваш племянник обратится к вам за финансовой поддержкой.
— Почему вы в этом так уверены?
— Во-первых, он является вашим наследником и, кроме того... — Она смутилась и замолкла.
— А во-вторых? — Ему хотелось полной ясности.
Прунелла не ответила, и граф продолжил:
— Вы совершите ошибку, если не выскажетесь откровенно и скроете от меня что-либо.
— Хорошо, — согласилась Прунелла. — Вчера я узнала, что неделю назад, когда мистер Лоуэс гостил в нашем графстве, он нанес визит адвокатам вашего отца. Он пытался выяснить, какие шаги можно предпринять, чтобы вас признали умершим ввиду вашего многолетнего отсутствия, а он, в свою очередь, мог бы предъявить тогда права на дом со всем имуществом, что в нем находится. Граф не проронил ни слова, выслушивая ее, и Прунелла продолжила:
— Вы, безусловно, понимаете, это означает, что все пошло бы с молотка. У него нет ни малейшего желания жить здесь, он явно предпочитает Лондон, и в любом случае ему это не по карману... И портреты кисти великого Ван Дейка покинут эти стены первыми! В ее голосе было столько горячности и боли, что одержимость девушки даже позабавила его. Граф проговорил, почти растягивая слова:
— Я вижу, мои картины очень много значат для вас, мисс Браутон, однако это всего лишь картины.
— Как вы можете это говорить, ведь они двести лет переходили в вашем роду от отца к сыну? Ведь на многих полотнах изображены ваши предки, а галерею для них построил сам Иниго Джонс?
