Любовный саботаж | страница 47



— Ты должна вести себя с ней так, как она ведёт себя с тобой.

— Но это невозможно. Она меня не любит.

— Стань такой, как она, и она тебя полюбит.

Эти слова не нашли отклика в моей душе. Мне казалось это нелепым: я не хотела, чтобы Елена стала похожей на меня. На что нужна любовь-близнец? Однако, я решила отныне следовать материнским советам, просто ради опыта. Я рассудила, что человек, научивший меня завязывать шнурки, не мог дать глупый совет.

К тому же подвернулся удобный случай проверить новый метод на практике.

Во время одной битвы Союзники захватили в плен главу немецкой армии, некоего Вернера, которого нам не удавалось поймать до сих пор, и который казался нам воплощением Зла.

Радости нашей не было предела. Теперь он у нас попляшет. Мы покажем ему, где раки зимуют.

Это означало, что мы сделаем с ним всё, на что мы способны.

Генерала связали, как батон колбасы и заткнули рот мокрой ватой (смоченной в секретном оружии, разумеется).

Через два часа после интеллектуальной оргии угроз, Вернера сначала отвели на вершину пожарной лестницы и подвесили над пустотой на четверть часа на не слишком прочной верёвке. По тому, как он извивался было ясно, что у него сильно кружится голова.

Когда его втащили на платформу, он был весь синий.

Тогда его снова спустили на землю и подвергли классической пытке. Его на минуту окунули в секретное оружие, а потом над ним потрудились пятеро прекрасно накормленных блюющих.

Всё это было хорошо, но мы так и не утолили жажду крови. Ничего больше не приходило нам в голову.

И я решила, что мой час настал.

— Подождите, — проговорила я таким торжественным голосом, что все стихли.

Я была самой младшей в армии, и на меня смотрели снисходительно. Но то, что я сделала, возвело меня в ранг самых свирепых бойцов.

Я приблизилась к голове немецкого генерала.

И произнесла, как музыкант перед тем, как сыграть отрывок «allegro ma non troppo»:

— Пусть стоит тут, только без рук.

Голос мой был сдержанным, как у Елены.

Я повела себя правильно, и все это на глазах у Вернера, корчившегося от унижения.

Пробежал лёгкий ропот. Такого никогда раньше не видели.

Я медленно удалилась. Лицо моё было бесстрастным. Меня распирало от гордости.

Слава настигла меня, как других настигает любовь. Малейший мой жест казался мне августейшим. Я чувствовала себя, как на параде. С чувством превосходства я смерила взглядом пекинское небо. Мой конь мог мною гордиться.

Дело было ночью. Немца бросили на произвол судьбы. Союзники забыли о нём, так сильно их поразило моё преображение.