Пусть она не любит меня.
Но, чтобы она предпочла мне смешное создание, это уже не лезло ни в какие ворота.
Значит, она всё-таки была слепа?
Но ведь у неё был брат: не могла же она не знать о том, что все мальчики обижены природой. Она не могла влюбиться в калеку.
Любовь к калеке могла вызвать только жалость. А Елена не знала жалости.
Я не понимала.
Действительно ли она его любила? Узнать это невозможно. Но ради него она перестала шагать с отсутствующим видом, она соблаговолила остановиться и послушать его. Я никогда не видела, чтобы она кого-то баловала таким вниманием.
И так повторилось на многих переменах. Видеть это было нестерпимо.
Кто такой, чёрт возьми, этот смешной? Я была не знакома с ним.
Я навела справки. Это был шестилетний француз из Вай Чжао Та Лю. Ну, слава богу, не хватало ещё, чтобы он жил в одном гетто с нами. Но он общался с Еленой в школе по шесть часов в день. Это было ужасно.
Его звали Фабрис. Я никогда не слышала такого имени и сразу решила, что это самое противное имя на свете. А самым смешным было то, что он ещё и носил длинные волосы.
Увы, кажется, я была единственной, кто так считал. Фабрис был заводилой в младших классах.
Моя любимая выбрала власть, мне было стыдно за неё.
Но как ни странно, от этого я только ещё больше полюбила её.
Я не понимала, почему у моего отца был такой измученный вид. В Японии он хорошо себя чувствовал. В Пекине это был другой человек.
К примеру, со дня приезда он пытался выяснить состав китайского правительства.
Я не знала, всерьёз ли его это занимало.
Похоже, для него это было серьёзно. Ему не везло. Всякий раз, когда он задавал этот вопрос, китайские власти отвечали, что это секрет.
Он старался возражать как можно вежливее:
— Но ни одна страна мира не скрывает состав своего правительства!
Кажется, этот аргумент не трогал китайцев.
Так немногие дипломаты, живущие в Пекине, отваживались обращаться к фиктивным и безымянным министрам: это интересное занятие требовало способности к абстрактному мышлению и смелости воображения.
Всем известна молитва Стендаля:
— Господи, если ты существуешь, сжалься над моей душой, если она у меня есть.
Общение с китайским правительством сводилось примерно к тому же.
Но действующая система была гораздо сложнее теологии в том, что она не переставала сбивать с толку своей непоследовательностью. Так, официальные обращения могли содержать такую фразу:
«На открытии нового текстильного завода народной коммуны такой-то присутствовал министр промышленности, товарищ Чанг…»
