Любовный саботаж | страница 30



Терпеливость Елены говорила о её равнодушии, как будто, она уже заранее решила, что мой секрет не стоил внимания. Я была почти благодарна ей за это. Так потихоньку, бесцельно сворачивая то вправо, то влево, мы подошли, наконец, к воротам гетто.

Я почти задыхалась от отчаяния и гнева. Я готова была броситься на землю с криком:

— Нет никакого секрета! Не могу я его ни показать, ни рассказать о нём! И всё-таки он есть! Ты должна поверить, потому что я чувствую его в себе и потому что он в тысячу раз прекраснее, чем ты можешь себе представить! И ты должна полюбить меня, потому что я одна знаю этот секрет. Я такая замечательная, не упускай своё счастье!

И тут Елена, сама того не зная, спасла меня:

— Твой секрет не в Сан Ли Тюн?

Я сказала «да» просто чтобы что-нибудь ответить, прекрасно зная, что бульвар Обитаемого Уродства не похож ни на какой секрет.

Моя возлюбленная остановилась:

— Ну, что ж, тем хуже. Мне нельзя отсюда выходить.

— Что? — переспросила я, делая вид, что не поняла и не решаясь поверить в это спасение за секунду до гибели.

— Мама запретила мне выходить. Она говорит, что китайцы опасны.

Я чуть не воскликнула «да здравствует расизм!», но вовремя сдержалась и сказала:

— Жалко! Если бы ты только знала, как прекрасен этот секрет!

Умирающий Малларме[24] не сказал ничего другого.

Елена пожала плечами и медленно удалилась.

Должна признаться, что с тех пор я храню глубокую и вечную благодарность китайскому коммунизму.


Две лошади выехали из-за ограды через единственную и постоянно охраняемую дверь. На бульваре Обитаемого Уродства они не свернули на площадь Великого Вентилятора, а поскакали в противоположную сторону, налево. Они ехали за город.

Кроме Площади Великого Вентилятора, был ещё Запретный Город. Он был не таким запретным, как деревня. Но два всадника были не в том возрасте, на который распространялся запрет, и их не останавливали.

Они скакали галопом среди полей. Город Вентиляторов скрылся из вида.

Нельзя понять, что такое уныние, если не видел земли, окружающие Пекин. Трудно поверить, чтобы самая великая в истории империя могла быть создана на этой скудной почве.

Пустыня красива. Но пустыня, замаскированная под деревню, это жалкое зрелище. Из земли еле пробивались чахлые ростки. Людей редко можно было увидеть, потому что они жили в землянках.

Если есть на этой земле унылый пейзаж, он выглядит именно так. Кони стучали копытами по узкой дороге в надежде нарушить тишину руин.