Как многие мягкие женщины, она черпала убежденность не из самой убежденности, а от случайно выскакивающих у нее слов. То есть когда Зозо говорила «не вернешь» – верила, что «не вернешь». А когда говорила «время не властно» – верила, что «не властно».
Отец Мефа, как опытный алиментщик, знал эту закономерность. Если позволить сейчас жене жалеть себя, то через пару минут она окончательно убедит себя, что не рада его видеть, и он загремит в окошко со всеми своими коробками.
– Зоечка, солнышко! Поставь, пожалуйста, цветы в воду, а вино в холодильник! – распорядился он.
– Нет!
– Что нет?
– Уходи!
– И куда мне уходить? – без всякой обиды уточнил Игорь Буслаев.
– Куда хочешь! Туда, откуда ты пришел! – заявила Зозо.
Отец Мефа сел на чемодан и вытянул ноги.
– Мне некуда идти! Я четыре дня жил у друга в гараже, но ночью там дико холодно, а запираться можно только снаружи. А это, согласись, тупо! Сидеть утром, мерзнуть и ждать, пока тебя отопрут! Не гони меня, пожалуйста!.. Я тебя прошу! Зоечка!
Голос его дрогнул и смазался. Сквозь обычное пижонство проглянуло что-то человеческое, жалобное, настоящее. Нечто такое, что заставило сердце Зозо дрогнуть забытой нежностью. Сердце Эди просекло это и злобно нахмурилось, мускулисто поигрывая желудочками, аортами и предсердиями.
«Засунуть бы эту Трехдюймовочку в миксер и нажать на кнопку!» – подумал он.
– Только учти – всего на два-три дня! – сдалась Зозо.
– Да-да, как скажешь, – поспешно закивал папа-Буслаев.
– Даже не на два-три, а на один! Завтра же уйдешь! – поправилась Зозо, спохватившись, что слишком быстро сдает позиции.
Бывший муж был не дурак и согласился и на один. Надо брать, что дают, а потом постепенно просить прибавки. Последние годы у него все шло вкривь и вкось. Божок финансовых махинаций Гермес крутил пальцем у виска, едва папа-Буслаев показывался на горизонте. Богиня же любви Афродита путала его с ковриком для ног. До сознания заигравшегося папы мало-помалу начинала доходить простая истина, что всякая дорожка удовольствий ведет туда же, куда и дорожка быстрых обогащений – а именно на помойку.
– Может, ты хотя бы разуешься? – нервно спросила Зозо.
Папа-Буслаев моментально согласился хотя бы разуться.
На новом месте он обживался как пес – быстро и деловито. Покрутился, траву лапкой примял, лег – вот и ночлег. «Мой дом там, где стоят мои ноги!» – такой всегда была жизненная философия Игоря Буслаева.
Рассовав по углам коробки, папа Мефа занял боевую позицию у зеркала. Расческой он действовал очень сложно – вначале вверх, потом чуть вбок, а затем еще немного распушал волосы, вследствие чего его лысина становилась только более очевидной.
