Шкатулка привела Пуфса в состояние вампирской бледности. Трижды он тянулся к ней и трижды отдергивал руку. На висках выступил холодный липкий пот, похожий на капли куриного бульона. Опаленные брови равнодушно ждали.
Пуфс набрался храбрости и, открыв шкатулку, рывком перевернул. На стол выпал шнурок. Темный и довольно длинный, сплетенный из трех истертых кожаных полос. В шнурке не было ничего особенно ужасного, но Пуфс вскочил, в ужасе отгородившись высоким стулом.
– Это мне? Или ты хочешь, чтобы я передал это Арею? – взвизгнул он.
Старый страж дернул острым плечом.
– Арею я отнес бы и сам, – сказал он. Его голос был таким же опаленным, как и брови.
Пуфс навалился на спинку стула. Бульдожьи мешки под глазами провисли.
– Я не виноват! Это Арей! Я за несколько месяцев сделал больше, чем он за десять лет! Я вернул мраку половину сил Кводнона! – крикнул он.
Молчание. Шнурок шевелился на столе и вяло, как сонная змея, свивался в петлю. Начальник русского отдела опомнился.
– Сколько у меня времени? – спросил он сипло.
Черепашья голова томительно помедлила, после чего с ревматическим усилием повернулась в одну и в другую сторону.
Пуфс облизал синеватые губы.
– Так это было только предупреждение! – сказал он с облегчением.
– Не «только предупреждение», а предупреждение, – жестко поправил страж с негнущейся ногой.
Пуфс кивнул.
– А на словах Лигул просил что-нибудь передать?
– Да. Праша должна быть коронована до конца осени! К этому времени должны быть устранены все препятствия. Или…
Застывший шнурок вновь шевельнулся на столе. Пуфс и бильярдная голова напряженно смотрели на него.
Затем страж с искривленным дархом наклонился. Четким, быстрым и одновременно осторожным движением он схватил корчащийся шнурок ближе к краю и, прежде чем тот успел обвить ему запястье, убрал его в шкатулку.
* * *
Мрак вкалывал так, как никогда не вкалывал при Арее. В его работе появилась лихорадочность, какая бывает у паровой машины незадолго перед тем, как она рванет. Двери не успевали захлопываться, втягивая ручейки комиссионеров и суккубов. Пуржили бумажки. Раскручивались свитки. Сердито стучала печать.
Не сдавшие нормы эйдосов комиссионеры и суккубы без промедления выводились в расход. Тела их сваливались в углу, а неудачливые сущности отправлялись в Тартар. На их место немедленно прибывали новые, хорошо подогретые в злобе. Как только дух входил в брошенное тело, оно вздрагивало, вскакивало и убегало.
Быстрее, быстрее, еще быстрее! Теперь ни у кого не было даже и секундного отдыха: нормы по эйдосам росли еженедельно, становясь совершенно невероятными. Теперь не только слабаки вылетали, но и крепкие середнячки испытывали значительное ущемление.
