— То есть когда вы начали с ней спать. Судья небрежно дернул плечом.
— Сплетня мгновенно облетела всех моих друзей и коллег. Здесь, в клубе, только и говорили что о нашем романе. Потом об этом заговорила вся Саванна. По крайней мере, так мне казалось.
— Вас это не волновало?
— Нет, потому что я был влюблен. И до сих пор влюблен. Я старался по мере возможности не обращать внимания на пересуды. Тогда один друг, как говорят в таких случаях, «из самых лучших побуждений», — судья нарисовал в воздухе кавычки, — пригласил меня на ланч и сообщил, что официантка, с которой я встречаюсь, не совсем подходящая пара для человека моей должности и социального статуса. Рассказал, где она работала до «Серебристой волны». Он думал, я ужаснусь, буду шокирован. Но я к тому времени знал весь послужной список Элизы.
— Провели собственное расследование?
— Нет. Элиза мне сама все рассказала. Она с самого начала была со мной честна, и за это я полюбил ее еще сильнее. Знакомых, которые откровенно презирали ее, я считаю своими бывшими друзьями. Да и кому нужны такие друзья? Но Элиза беспокоится. Она считает, наша свадьба мне повредила.
— А она вам повредила?
— Нисколько.
— Со времени вашей свадьбы вы еще не переизбирались на должность судьи. Ваши избиратели могут отвернуться от вас так же, как и бывшие друзья.
— Конечно, любой, кто захочет мне насолить, будет копаться в прошлом Элизы. Мы к этому готовы. Мы не собираемся делать из него секрета; нам кажется, оно к делу не относится, да так и есть на самом деле.
— Если не считать, что оно может стоить вам должности. Вас это не волнует?
— А вы, детектив, что бы предпочли? Кресло судьи или Элизу в своей постели каждую ночь?
Он проверяет меня, понял Дункан. Несколько секунд они с судьей смотрели друг другу в глаза, потом детектив сказал:
— А разве есть выбор?
— Я тоже так думаю, — рассмеялся судья. Он примирительно поднял ладони. — В глазах многих я достоин сожаления: несчастный, от любви потерявший голову. Я полюбил ее, как только увидел, и люблю до сих пор.
Дункан вытянул ноги и посмотрел на носы своих ботинок.
— Охотно верю, — сказал он. Выждав несколько секунд, он добавил: — Чему я не верю, так это тому, что с Мейером Наполи вы общались только в зале суда, и нигде больше. — Он перевел взгляд с ботинок на судью. — Здесь вы, судья, наврали.
Игру в гляделки выиграл Дункан. Ярость, наполнявшая взгляд судьи, медленно погасла. Наконец он вздохнул, сдаваясь.
— А вы молодец, детектив.
