Спустя десять лет, 11 июня 1953 года, процедура допроса была повторена в еще более жесткой форме. В сенатском комитете Леонарда прямо спросили, сотрудничал ли он с советской военной разведкой и, тем самым, нарушил ли клятвенное заявление, данное при поступлении на работу в УСС. В этот раз Леонард отказался отвечать на вопрос, ссылаясь на пятую поправку к американской конституции, согласно которой никто не может быть принужден давать показания против самого себя. Члены комитета настойчиво повторяли этот вопрос в различных формулировках, но Леонард стоял на своем. Все это происходило в июне 1953 года, то есть в том же месяце, когда казнили Этель и Юлиуса Розенбергов, а «Венона» продолжала выстреливать все новые секретные сведения.
Каким образом человек с таким прошлым, как у Леонарда, вообще мог получить доступ к сведениям, составляющим государственную тайну, остается тайной американской контрразведки.
Одна из перебежчиц и свидетель ФБР в деле против Элизабет Бентли (псевдоним «Мирна»), подозревавшейся в том, что она советский агент, писала позднее об одном примечательном факте: женщина-агент из разведывательной группы неожиданно столкнулась в УСС с Леонардом и испугалась, учитывая его общеизвестное коммунистическое прошлое, что ее могут увидеть рядом с ним.
Другой нелегал из ее же группы, Якоб Голос («Звук»), который также выдал все, что знал, был согласен с ней: совершенная глупость видеть в Леонарде шпиона. Он был настолько известен как коммунист, что «мог бы спокойно разгуливать с серпом и молотом на груди и красным знаменем в руках».
Еще одна тайна: как Леонард, несмотря на сведения, полученные «Веноной», продолжал спокойно жить в Нью-Йорке и устанавливать весьма опасные связи?
Как же тогда объяснить, что его друзья в Москве так непозволительно долго держали его связанным некогда данным обязательством и тем самым подвергали его смертельной опасности?
Если бы тогда на пляже мне это было известно, я, естественно, задал бы Леонарду много вопросов. Но рассказал ли бы он мне более подробно о самом себе и своих сомнениях за все эти годы? Такие бойцы, как он, умели неукоснительно подавлять внутренние порывы и контролировать себя в сложных, конфликтных ситуациях.
Сейчас, глядя на судьбу Леонарда, я не могу уйти от вопросов к самому себе: во всех ли случаях был оправдан риск использования в холодной войне доверенных мне солдат; не был ли кто-либо из этих женщин и мужчин брошен в одиночестве или даже вообще забыт; и всегда ли полученные результаты оправдывали принесенные жертвы?
