– Она так и говорит.
– И ты в это веришь? Если так, у меня есть земля во Флориде...
– Перестань, Бринкман. Просто пришли мне данные – раздраженно бросил Бенц. Он не верил в теорию насчет видений, но и не мог представить, что эта женщина была каким-то образом замешана в убийстве. – Может, нам стоит оправдать ее за недостаточностью улик.
– О господи, теперь ты заговорил как представитель сочувствующей стороны. – Он покачал головой и фыркнул. – А я вот только-только начал думать, что ты можешь стать приличным копом.
– Просто пришли мне рапорт, – резко сказал Бенц.
– Прости меня, отец, ибо я согрешил. – Избранник преклонил колена у алтаря и в блестящей поверхности потира увидел искаженное отражение своего лица. Мерцали свечи, и сквозь стены этого сквозистого святилища проникал запах реки. Затхлый. Сырой. Вода двигалась непрерывно, и ее нельзя было удержать. У них было много общего, у него и у Миссисипи. Они хранили в себе секреты, тайны, которые никогда не будут раскрыты.
– Я возгордился, отец, и я... – Он тяжело сглотнул, зная, что должен признаться в ужасном грехе. – Я... испытывал вожделение к тем женщинам, и, хотя я чувствую твою силу, отец, моя... плоть слаба. Так слаба. Молю тебя даровать мне силу и прощение...
Он закрыл глаза, напряженно прислушался и наконец услышал голос бога, назначающего ему епитимью.
Прошептав чуть слышное «аминь» и аккуратно перекрестившись, он встал и медленно направился к нише, где висели его стихари... одним меньше сегодня. Его любимый. Оставленный для сожжения. Из-за шлюхи.
Ее фотография тоже была там. Он взял ее из комнаты и аккуратно прикрепил к календарю, висящему на стене, тщательно закрывая дату – двадцать второе ноября, праздник святой Сесилии. А... она была такой доверчивой... пока не стало слишком поздно. Он не думал об этом теперь. Не мог. На него была наложена епитимья. Он зашагал обратно к нише.
Аккуратно отодвинув ризы в сторону, он открыл кодовый замок и проник туда, где он держал то, что ему было дороже всего. Он добавил длинную прядь золотистых волос к другим своим сокровищам, другим прядям волос, ногтям, затем принялся перебирать медали и цепочки, пока его пальцы не нащупали оружие.
Ах.
Крошечная, легкая как перышко плеть с острыми искрящимися драгоценными камешками, вделанными в похожие на ленточки ремешки. Раны, наносимые ими, не были глубокими и не вызывали сильного кровотечения, но причиняли достаточную боль, напоминающую ему, что он, как и все смертные, был рожден в первородном грехе.
