– Что тогда,Ева-Энн?
– О, он читает молитвы лучше всех, его слова доходят до самого Бога. Но я постараюсь заменить его. – Она сложила руки и негромко зашептала: – Милостивый Боже, прошу тебя, благослови Джона Гоббса, твоего сына и моего друга, и помоги ему, так же как он помогает мне, утешь и прости его, Отче наш, спящего и бодрствующего, убереги его от всех врагов, убереги его от самого себя, помоги ему, Господи. Аминь!
– Аминь! – благоговейным шепотом откликнулся сэр Мармадьюк.
Какое-то время они молча лежали в полной темноте – луна скрылась и не было видно ни зги. Потом снова завели разговор.
Ева : Тебе удобно, Джон?
Сэр Мармадьюк (украдкой подсовывая пучок папоротника между девушкой и корнем дерева): Чрезвычайно!
Ева : Ты уже спишь?
Сэр Мармадьюк (подавляя зевок): Нет, никогда еще не чувствовал себя столь бодрым.
Ева : Тогда давай поговорим.
Сэр Мармадьюк (снова украдкой зевая): Давай.
Ева : Ты так не похож не других мужчин, Джон.
Сэр Мармадьюк : А ты была знакома со многими мужчинами?
Ева (вздыхая): Нет, и никто из знакомых мне мужчин не был похож на тебя, Джон. Скажи же, кто ты?
Сэр Мармадьюк : Разочарованный человек средних лет.
Ева : И все?
Сэр Мармадьюк : Мизантроп, полный мрачных мыслей и чувств, к великому своему огорчению, осознающий свой возраст.
Ева : Бедный Джон! И все же, несмотря на груз твоих лет, спина твоя очень пряма, волосы черны, а глаза полны огня. Где твой дом, Джон?
Сэр Мармадьюк : Я живу то здесь, то там. Жизнь всюду одинаково скучна.
Ева : Но почему?
Сэр Мармадьюк : Быть может, я слишком многого ждал от жизни, быть может, я сам в себе разочаровался.
Ева : Ты зеваешь, Джон Гоббс!
Сэр Мармадьюк : Прошу простить меня, но сама тема нагоняет на меня сон.
Ева (с упреком): Ты так легкомыслен, Джон, а ведь жизнь – это самая серьезная вещь на свете. Ты мужчина, и ты джентльмен, и быть может, богатый джентльмен, а значит, у тебя большие возможности творить добро.
Сэр Мармадьюк : Или зло, Ева-Энн.
Ева : Или зло, Джон. И все же я знаю, что ты смел, добр и щедр, несмотря на свою мирскую натуру.
Сэр Мармадьюк : Я очень признателен тебе за добрые слова, дитя мое, но разве натура у меня уж такая мирская?
Ева : Конечно, Джон! Я могла бы испугаться тебя при нашей первой встрече, но выгладел как истинный джентльмен, поэтому я скорее удивилась. Но наружность у тебя самая что ни на есть мирская.
Сэр Мармадьюк : Я тогда крайне устал.
Ева : Но почему ты бродишь пешком по дорогам? Почему ты решил заботиться обо мне?
