Это был первый шаг наверх по лестнице титулов с тех пор, как один из Гилби – ланкаширский землевладелец – в восемнадцатом веке женился на дочери богатого работорговца. «Мошенники! Сущие мошенники!» – заметил Гилби с непонятным удовлетворением, которое он испытывал всякий раз, углубляясь в историю своего рода. Подобного удовлетворения он отнюдь не испытывал, когда в нее начинали углубляться другие. Я слышал однажды, как он отозвался об одном научном труде, где прослеживалась связь некоторых аристократических семейств с торговлей черными рабами.
– На мой взгляд, – сказал он тогда с видимым огорчением, – в подобных исследованиях нет никакой необходимости.
Гилби продолжал рассуждать, что повлечет за собой его новый титул. Изменится его место во время дворцовых церемоний, переменится герб.
– Едва ли я доживу до следующей коронации, но… кто знает. Лучше всегда быть заранее готовым.
Ему было как-то сиротливо, и мы остались у него еще на полчаса. Когда мы наконец стали прощаться, он сказал, что намерен бывать в палате лордов не реже, а чаще прежнего.
– За ними, знаете, нужен глаз да глаз, – сказал он наивно и обиженно.
Когда мы вышли на улицу и пересекли дорожку за парком, Дуглас, надвинув на лоб шляпу и пряча сочувственную улыбку, сказал:
– Вот так-то!
Министры приходят и уходят. Но ведь и Гилби вряд ли огорчился бы, если бы Дугласа понизили в должности, или обрадовался, если бы его вернули в Казначейство.
– Теперь, пожалуй, можно будет заняться серьезными делами, – сказал Дуглас.
Он не стал строить предположений насчет того, кто займет место Гилби. Возможно, он не хотел заводить разговор об этом из опасения, что я знаю больше, чем я знал на самом деле. Я же, войдя к себе в кабинет, тотчас позвонил Роджеру, который попросил меня немедленно прийти. Он находился в своем кабинете в Уайтхолле. Войдя к нему, я взглянул на часы. Половина пятого.
Роджер мешком сидел за своим столом.
– Да, – сказал он, – я все знаю.
– С вами уже разговаривали?
– Пока нет. – И он прибавил ровным голосом: – Но, конечно, если мне не скажут сегодня, значит, все провалилось.
Не знаю, действительно ли он так думал или, чтоб не сглазить, делал вид, что готов к худшему.
– Я не был сегодня в парламенте. Решил, что ни к чему слишком уж испытывать судьбу.
Роджер насмешливо улыбнулся, и я снова подумал, что он просто не хочет сглазить.
Он ни словом не упомянул ни а своих планах, ни о будущем, ни о каких-либо политических вопросах. Мы просто сидели и разговаривали, прислушиваясь к тиканью часов, мучительно придумывая, как бы убить время. Вошел один из его секретарей с бумагами.
