— Ну, мой мальчик? Мы еще не услышали от тебя ответа: когда свадьба?
Джон колебался. Лондонский сезон только начинался, и он решил, что лучше подождать до его окончания. Торопиться некуда.
Молодой человек вновь взглянул на зеркало. Блик света упал на глубокое декольте Хлои. Взгляд Джона задержался на вырезе ее платья. Она прекрасно сложена. Он представил, как его ладонь обхватывает…
— Как только мы будем готовы, — неожиданно для себя самого ответил Джон.
Хлоя удивленно взглянула на него: она ожидала жестокого спора по этому поводу.
Осознав смысл своих слов, Джон быстро добавил:
— После окончания сезона, конечно.
Хлоя поджала губы. Развратник! Если Джон рассчитывает, что она позволит ему на несколько месяцев уехать в Лондон и заниматься там Бог знает чем, то он глубоко ошибается.
«Можешь распрощаться со своей свободой, Джон. Навсегда».
Она приготовилась к схватке, но неожиданно ей на помощь пришел Морис.
Театрально передернув плечами, он сказал:
— Я прекрасно помню, что в юности нет ничего ужаснее ожидания.
Морис был французом до мозга костей. А что может быть хуже для француза, чем откладываемое наслаждение?
Графиня удивленно вскинула бровь, недоумевая, куда клонит старый лис. Она не могла припомнить, чтобы в юные годы Морис ждал… хоть чего-нибудь. Он всегда был нетерпеливым и дерзким любовником.
Ни для кого не секрет, что маркиз уже потерял надежду на брак Джона. Много раз он жаловался, что остался без наследников, ведь они с Джоном — единственные из рода Шевано. Строго говоря, Джон не был Шевано, поскольку отец Мориса женился на вдове-англичанке, у которой была маленькая дочь. Морис родился в результате этого брака. А его сводная сестра стала затем матерью Джона.
В жилах Мориса и Джона текла общая кровь, но она не была французской. Однако маркиз был склонен игнорировать этот факт. Хотя Морис по крови был наполовину англичанин и унаследовал свой титул по английской линии, он оставался французом до мозга костей. Так и Джон превратился для него в Шевано.
Графиня также знала, что Морис относится к Хлое как к родной внучке. Он давно лелеял мысль, что дети когда-нибудь поженятся, соединив семьи, испытывающие такую неодолимую тягу друг к другу. Поэтому, узнав о предстоящей свадьбе, Морис должен был запрыгать от радости.
Почему же он так сдержан? Графиня пристально наблюдала за ним.
— В мое время мужчины предпочитали не откладывать подобные вещи… за такой большой срок невеста может передумать… — Морис намеренно растягивал слова, чтобы подчеркнуть, как глупо было бы идти на такой риск.
