Он стоял в дверях и смотрел, как она шла по освещенной аллее, одинокая фигурка, теперь к ее проблемам прибавилась еще одна. Его здравый смысл говорил ему, что надо спасаться, пока он не влип в историю. Но его сердце говорило ему совсем другое, и он знал, что останется.
Дэвид Долман прожил в лагере уже неделю. С его узкого, худого лица с длинным, острым носом не сходило настороженное выражение, серые глаза вечно бегали, следя за окружающими. Он был невысокого роста, гибкий, с коротко подстриженными волосами, ему было под пятьдесят. Выцветшие джинсы Долмана совершенно не соответствовали темному пиджаку от костюма, который он носил в течение «канцелярских», как он их называл, лет. Говорил он редко и мало, и сарказм давно вошел у него в привычку, что раздражало тех, кто имел с ним дело.
О своей профессии Долман, когда его спрашивали, говорил, что он — «профсоюзный деятель». Пять лет назад так оно и было, до того дня, когда он вывел две тысячи рабочих на незаконную забастовку, что противоречило промышленному законодательству. Поводом послужило сокращение перерывов на чай на пять минут, хотя эта потеря времени была более чем достаточно компенсирована премией за производительность. На этом митинге сила произнесенного слова победила логику, создала массовую истерию. Через два часа рабочие вновь стояли у станков, но Долмана уволил его собственный профсоюз, и эта обида все еще сидела в его анархистском сознании.
С тех пор он превратился в одинокого воинствующего активиста. Он готов был оказать поддержку словом, а иногда и физическим действием любому делу, которое могло бы нарушить закон и порядок. Дважды полиция арестовывала его;
один раз он был оправдан за недостаточностью улик, во второй раз оштрафован на тридцать фунтов. С него также взяли обязательство не нарушать порядок.
В течение самого тихого периода своей жизни, то есть последние два года, он занимался тем, что строчил подстрекательские статейки для одной воинственно настроенной газеты, подписываясь инициалами — «Д. Д.». Даже редактор отказывался подписывать его фамилию полностью, потому что Долман пользовался сомнительной репутацией у читателей: он так и не добился победы, а неудачи не способствуют паблисити.
Сейчас он ощущал потребность вновь быть услышанным, а не писать под псевдонимом, вот почему его занесло в лагерь отдыха «Рай». Именно в это время рабочие промышленных предприятий находились в отпуске. Рабочие и их жены будут здесь, а среди них найдутся охотники послушать его даже во время отдыха. Он часто посещал бары в дальнем конце лагеря, определяя опытным глазом свою аудиторию. Там он и познакомился с Артуром Смитом, главным смотрителем крикетной площадки в лагере.
