Телемитские тексты (Liber XXVIII-CCVII) | страница 55
Во-вторых, я исключаю понятие "врожденного скептицизма". На вопрос: "Что хорошего во всем?" ожидается (как мы узнавали о "ничего"?) ответ: "Да ничего!", который также является предвзятым.
Лень — отнюдь не достоинство в ищущем. Жажда знания, сосредоточенность, концентрированность, внимательность — все это я включаю в значение слова «скептик». Тот подход, который я назвал "врожденным скептицизмом", всего лишь способ избежать истинного вопрошания, и является, потому, его антитезой, это — дьявол, притворившийся ангелом света.
[Или visa versa, мой друг, если ты — сатанист; все это слова-слова-слова. Можешь вписать X вместо Y в своих уравнениях, если ты систематично пишешь Y вместо X. Они остаются неизменными — и нерешенными. Разве не является наше «знание» примером вот такого заблуждения, когда одно неизвестное заменяешь другим, а потом кукарекаешь петухом].
Я рисую себе истинного скептика как человека жаждущего и внимающего, его умные глаза сверкают, словно острые лезвия, его руки напряжены, и он спрашивает: "Что это значит?"
Я рисую себе ложного скептика — прощелыгу или тупицу, зевающего, с тусклыми глазами и бессильными мышцами, его цель — задавать вопросы, но, по сути своей, это — лишь безделье и тупость.
Истинный скептик — это человек с научным подходом, как в "Докторе Моро" Уэллса. Он нашел несколько вариантов ответа на свой главный вопрос, но этот ответ — еще один вопрос. И в самом деле, очень трудно представить себе вопрос, ответ на который не подразумевает еще тысячу других вопросов. Даже такая простая задача: "Почему сахар сладкий?" предполагает бесконечные физиологические исследования, результат которых, в конечном счете, приводит в тупик: Что такое разум?
Даже так, взаимосвязь между этими двумя понятиями невозможно представить, причинность сама по себе немыслима; с одной стороны, она зависит от опыта — но, Господи, что же такое опыт? Опыт невозможен без памяти. Что есть память? Цемент для здания храма эго, а впечатления — кирпичи для него. А эго? Совокупность нашего опыта, быть может. (Сомневаюсь!) В любом случае, есть ли у нас значения Y и Z вместо X, или значения X и Z вместо Y, — все наши уравнения не определены; все наши знания относительны, в еще более узком смысле, чем обычно мы вкладываем в это выражение. Под кнутом Бога-клоуна наши ослы-философы и ученые нарезают круги по арене, проделывают веселые трюки — ведь они хорошо выдрессированы; но это все ни к чему не приводит.