– Тебе понадобится волшебник, чтобы выбраться отсюда, – съязвил Карлос, остановившийся прямо за ее спиной.
– Нет, нам понадобится автобус, – быстро сказала Присцилла, борясь с острым ощущением его близости.
– Комендантский час заканчивается в шесть утра.
Сердце ее затрепетало. Что он хотел этим сказать? Что они всю ночь будут вести переговоры?
– Мне не нравится, когда твои волосы стянуты в косу.
От этого замечания Присцилла растерялась еще больше. Мурашки побежали у нее по спине, когда он взял в руки ее косу. Она знала, что Карлос собирается сделать, но умом не принимала этого. Он не может по-прежнему любить ее волосы, не может по-прежнему желать ее! А может, это всего лишь жестокая игра в кошки-мышки? Ей хотелось посмотреть ему в лицо, но было страшно. Что, если Карлос только и ждет, чтобы она обнаружила свои чувства. Гордость взыграла в ней. Только бы он не услышал биения ее сердца! Стой спокойно, стой спокойно, лихорадочно повторяла она про себя.
Карлос расплетал косу так, словно получал чувственное наслаждение от прикосновения к ее волосам. Невыносимо было притворяться спокойной.
– Что тебе нужно от меня, Карлос? – невольно вырвалось у нее.
– То же, что и прежде.
Оборона Присциллы разлетелась на кусочки под напором неудержимого желания снова быть с ним. Жалкие остатки здравого смысла тщетно взывали к ней, уверяя, что Карлос попросту забавляется, используя свою власть над ней… Но ей нужно было самой убедиться, разобраться…
Она резко обернулась, руки взлетели в умоляющем жесте.
– Что ты хочешь этим сказать? – вскричала она, стремясь добиться правды.
Карлос продолжал удерживать прядь волос Присциллы, намотав ее на руку, темные глаза смотрели в упор.
– Хочу, чтобы этот день был моим, Присцилла. Или, точнее, ночь. Тебе нужен автобус. А мне нужно еще раз вкусить тебя.
До нее медленно доходило: еще раз вкусить… всего лишь раз… Плата за автобус.
– Простая сделка, не находишь? Всего лишь дай мне то, что два года назад дарила мне добровольно… желая получить от меня…
– Я ничего не получила тогда, – запротестовала Присцилла срывающимся голосом, содрогнувшись под тяжким грузом разбитых надежд. Злые огоньки загорелись в его глазах.
– Разве я не дал тебе все, что ты стремилась получить от любовника-латиноамериканца? Нет? Так позволь мне постараться и не разочаровать тебя сегодня ночью. У нас впереди много времени. Обещаю тебе пир жаркой чувственности.
Пылко, грубо, безжалостно!
Самое ужасное, что только с ним ей довелось испытать экстаз, запредельное блаженство. Никто другой за прошедшие два года не доставлял Присцилле такого наслаждения. Одна лишь мысль о его прикосновениях вызвала внутреннюю дрожь.
