Назавтра утром отправились в дальнейшую дорогу. Услужливый и всегда готовый предоставить любые сведения Выбицкий сопровождал князя почти до местечка Каргово на силезско-бранденбургской границе.
После пересечения границы «Журнал» начинает распухать от подробностей. Принц Речи Посполитой ведет себя в чужой стране как матерый заграничный репортер. Его интересует все. Скрупулезно записывает он разновидности почв и степень их «унавоженности», заработки земледельцев и жалованье учителей, количество и доходность предприятий. Из Франкфурта-на-Одере он наведывается в близлежащий Кунерсдорф, чтобы побывать на знаменитом поле сражения Семилетней войны. При этом он проявляет основательные познания и эрудицию в военном деле. Картина сражения, разыгравшегося двадцать пять лет назад, воспроизводится в «Журнале» с такой подробной обстоятельностью, как в штабной сводке. Потом он осматривает могилу немецкого поэта Эвальда Клейста, павшего в этой битве. Клейст был масоном, и «вольные каменщики» поставили ему пышное надгробие с надписью «Аu Militaire, Philosophe et Poete».[20] Воспроизводя для нас описание этого памятника, князь Станислав замечает с тонкой иронией, что «в этот день пало еще много столь же доблестных офицеров, но они не были ни франкмасонами, ни поэтами».
Путешествие из Франкфурта в Берлин длится невыносимо долго из-за плохих дорог. Педантичный глава экспедиции с раздражением записывает: «Начиная от силезской границы милю мы проезжали за час и три четверти с лишним».
В Берлине все общество останавливается в доме, прозываемом «L'Hotel de Russie», в пригороде Нейштадт. Князь Станислав не проявляет никаких признаков усталости от путешествия. «В тот день я нанес в Берлине до тридцати визитов, все ради знакомства с городом, и столько же кто-нибудь другой от моего имени нанесет».
Назавтра, 18 мая, глава чрезвычайной польской миссии генерал-лейтенант Понятовский начинает свой подробный и тщательный «большой репортаж».
Можно было ожидать, что приезжий из приниженной и слабой Польши, прибывший в столицу соседнего государства, с тем чтобы выпросить кредиты и таможенные послабления, окажется в Берлине в положении затурканного провинциала, что он будет поражен благосостоянием, всеобщей вышколенностью и динамикой небывалого подъема. Ничего подобного. Для польского магната тех времен прусская столица все еще является городом ограниченных нуворишей. Давно миновали времена, когда пятнадцатилетний князь, впервые покинув границы Польши, издавал восхищенные возгласы при виде каждой заграничной новинки. Теперь у него уже незаурядный опыт. Он уже знаком с Англией, Францией и Италией. Кроме того, он прибывает прямо от великолепного, искрящегося весельем варшавского двора, который это верно – живет не по средствам, но по блистательности фасада и интеллектуальному блеску может смело соперничать даже с Версалем. И не удивительно, что почти во всех берлинских наблюдениях князя Станислава слышится нотка превосходства и даже легкого презрения. Если уж говорить по-настоящему, так ничто ему в Берлине не нравится. Тяжелая и безвкусная архитектура. Королевский замок отделан уродливо и небрежно. Театральная жизнь ни к черту. Артисты жалкие. Двор скромный и невидный. Король, елико можно, дерет шкуру со своих подданных. Солдаты плохо держат равнение, проходя парадным шагом…
