А потом брал карманный фонарик и рассматривал под одеялом фотографии. Смеющегося, мускулистого атлета Бориса. Настоящего стопроцентного мужика. Способного на поступки. На убийство. На самоубийство.
Древние римляне говорили: самоубийство – это единственное, что возвышает человека над богами. Значит, Борис был бог.
А фотографии Ксении Глеб рвал. Или ножницами отрезал ее от Бориса.
Чик-чик и нет ничего женского.
Ну, Чернов, ты – гигант! Гигант-параноик. Сексуальный маньяк. Такое надумать!
...Итак, что имела Ксения после трех лет второго по счету супружества? Двоих детей и весьма оригинального мужа.
Бедная женщина... Жизнь идет, уже тридцать первый год. А муж – невротик, к тому же скупой и несексуальный в нужном направлении.
И Ксения, отягощенная всем этим, задумывается о Борисе.
А если бы она не убила его? Ведь была мысль оставить его в живых – хорош был мужчина. Что было бы? Долгие годы она была бы вынуждена терпеть его депрессии, эйфорию, тревоги, агрессию, гнев и измены. И, в конечном счете, он убил бы ее из ревности или пересоленного супа. Или, убив кого-нибудь, сел в тюрьму и оставил с детьми никому не нужной.
А он умер, освободил ее, оставив после себя сладостную легенду о красивом и пылком юноше, ценою жизни защитившем честь своей возлюбленной.
Она освободилась. "Может быть, – думала она, лежа рядом с ровно посапывающим Глебом, – мне еще раз освободиться? Это так приятно освобождаться...
Убийство...
Лишение ближнего жизни...
Это так притягательно. Он будет ходить, будет лежать, будет думать о себе возвышенные вещи, будет думать, что доживет до глубокой старости.
Будет думать, не зная, что ему назначен срок.
Не зная, что он есть ничтожество, ибо приговоренный к смерти, обреченный на смерть – это ничтожество.
Нет... Рано освобождаться. Остаться одной, с двумя детьми? Нет.
На дворе непонятная пора, империя рассыпалась, отец Глеба занимает высокий хлебный пост. И она решает до поры, до времени терпеть и пробавляться.
Короче, она идет в огород за морковкой и находит там фрукта.
Кругом невзрачная провинциальная жизнь, кругом люди с усталыми глазами, кругом равнодушные и бесцветные мужчины, а тут, за оградой стоит человек, явно на все наплевавший ради капельки эмоций и... и ради нее!?
Да, ради нее! Ради нее он рискует честью!
"Рискует!?" – вдруг оборачивается мысль затаенной гранью.
Ксения внутренне напрягается. Губа прикушена, глаза сужены.
"Да, рискует и готов на все... А это означает... это означает, что он – мое орудие!"
