Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция | страница 82



«Я бы сказал, что современное положение вещей, это состояние после оргии. Оргия – это момент освобождения. Освобождения социального и сексуального, освобождения сил созидательных и разрушительных, освобождения искусства. Сегодня игра окончена – все освобождено. И все мы задаем себе главный вопрос: что делать теперь, после оргии?»

«Мы находимся в состоянии лицедейства и не способны ни на что, кроме как заново разыграть спектакль по старому сценарию. Это состояние, когда все утопии обрели реальные очертания, и парадокс состоит в том, что мы должны продолжать жить так, как будто ничего не случилось. Все, что нам остается – тщетно-притворные попытки породить какую-то жизнь помимо той, которая существует. Мы живем в постоянном воспроизведении идеалов, фантазмов, образов, мечтаний, которые уже присутствуют рядом с нами, и которые нам, в нашей роковой безучастности, необходимо возрождать снова и снова».

* * *

Единственно чего я не хочу определенно – это секса с детьми и мужчинами. Может быть, именно из-за этого, я катал своих детей на плечах и любил друзей.

* * *

Из вентиляционного отверстия потянуло чудесным запахом. Прекрасной симфонией запахов. Картошка, жаренная с луком под крышкой... Запах божественным великолепием, природностью, скульптурной законченностью кружит голову. Но что это? Что прибавляется к нему?..

Понятно, пережарили, и божественность, великолепие увяли в жратву. Господи, как они это будут есть?!

28

Решив написать приключенческую книгу (свою первую книгу), я, конечно же, испытал острый соблазн рассказать, как искал и нашел золото Александра, золото согдов. Мне жгуче хотелось описать ощущения, срывы, взлеты, отчаяние, описать, как чувствовал, что поиски опутали всю мою жизнь, как золото стало чем-то вроде впившегося в мозг идеала, стало великой целью, как ради него я пренебрег радостями простой жизни от зарплаты до зарплаты (о, господи, как радовались мои злободневные коллеги дню зарплаты, как ждали ее, и каким вещественным светом светились их глаза, когда руки принимали пачечку таких многообещающих трешек, трешек, сотворенных, лишь затем чтобы их тратить, тратить, тратить! Я никогда не был так целомудренно счастлив... Я всегда жил завтрашним днем, что завтрашним днем – будущим десятилетием, я жил тем, что могло не случится).

Еще мне хотелось описать, как имярек встал на моем пути за несколько шагов до триумфа, как победно он смотрел на меня, с какой жалостью! Он был наивен, он не знал, что имеет дело с пулей, со снарядом, выпущенным десять лет назад и десять лет набиравшим скорость. Разве были у него шансы?