– Инвалида… – повторил Смирнов, неприязненно скривив губы. – Однажды утром, когда она его на утку сажала, этот инвалид, желчно улыбаясь, рассказал, что между нами в прошедшую ночь было. Куда я ее целовал, куда она меня, что она делала, что я, и сколько. Да так подробно и с деталями, как будто своими глазами все видел. А ведь от нашей с Жанной спальни до его спальни – метров десять с тремя поворотами и тремя дверьми… Короче, не смог я интимной жизнью под наблюдением жить, не смог на него, несчастного, смотреть – на ужин она ведь его выкатывала, и он ел меня, глазами ел, – не смог жить жалостью, и ушел, малодушный и сам себе противный.
– Я вас понимаю… – проговорил Роман Аркадьевич, находясь мыслями и обонянием в доме Жанны Сергеевны. – Но вы все время уходите от истории с крабами.
– Ничего я не ухожу. После ухода от Жанны, я взял отпуск и уехал в Железноводск водички попить от такой нервной жизни. И там познакомился с очаровательной саратовчанкой Ларисой. Они с Жанной были как лед и пламень, как плюс и минус, в общем, были диаметрально разными. Нет, не подумайте, Лариса тоже была красива, сексапильна, породиста, умна и добра, но как-то по-другому. Жанна, знаете ли, больше снаружи красива была, а Лариса вся изнутри светилась…
– Почему вы говорите о них "была"? Они умерли? – округлил глаза Роман Аркадьевич.
– Да… Одна фактически, а другая виртуально, – почернел Смирнов и, торопливо закурив, продолжил:
– Короче, влюбился я до потери твердости голоса. Вы не представляете, как мы гуляли по окрестностям Железноводска. Целовались на скамеечках, лицо к лицу вино вкусное в кафешках пили… Пили, пьянея от любви, в чащи уходили, кизил кушали из ладошек, рука в руке шли, решали, сколько мальчиков заведем, сколько девочек, куда отдыхать будем ездить… Потом в Москву я ее увез. В свое Люблино. Вы не представляете, как моя холостяцкая квартирка преобразилась! Она вмиг все переставила, с моей помощью, конечно, занавески повесила, все вычистила. Я и вообразить не мог, что мое гнездышко может превратиться в Эдем, тем более, я, честно, говоря, считал его весьма уютным и хорошо приспособленным, как для умственной, так и фактической жизни…
– А как Жанна Сергеевна?
– Когда отпуск кончился – в науке он длинный, тридцать шесть рабочих дней – и я пришел на работу, все счастье мое прекратилось. Жанна Сергеевна увидела меня и, сразу все поняв, потащила в свой кабинет и там сказала, что отравится ядом, если я от нее уйду. И мужа своего отравит, чтобы в богадельне не жил.
