— Постой, вырасту, деда, таким же воякой буду! — восторженно лепечет он и нежится, и ласкается к старому воеводе, счастливому от этих детских, неподкупных, искренних ласк.
Летом другие радости ждут Алешу. Поспевает ягода в дедушкином саду.
Малина да смородина, да наливной крыжовник зреют в зеленой чаще. Заберется туда ребенок, и мамушка все руки себе о кусты обдерет, прежде нежели найдет княжича. Ворчит, сердится, пожаловаться грозится. Малютка Алеша ластится к ней, целует няньку, а сам, чуть что, — снова в чащу кустов…
С пяти лет, вопреки обычаю, посадили за букварь Алешу. Сам дедушка учил внука, а не приходский поп, как это принято было в то время на Руси.[23] С дедушкой любящим начинает понимать грамоту Алеша. Понятливый он, толковый мальчик, и старый воевода Петр Семенович нередко с умиленной душой говорит после урока:
— Воистину на радость послан мне Алеша-светик. Сына отнял Господь внуком воздал Милостивец.
А время не шло, а бежало. И беда лихая стряслась над мирной семьей.
Подползла черной тучей страшная година.
Крымский хан Девлет-Гирей, давнишний враг Иоана, воспользовавшись войною русских с Ливонией, двинулся на Москву. Царь бросился под Серпухов стягивать войска, но крымцы обрушились с такой быстротой и силой, что не успел Грозный приготовиться к обороне и бежал с ближними телохранителями к Ростову. Хан подступил к Москве, сжег ее посады, и разгромив и похватав в плен более ста тысяч русских, сам испугался бушевавшего пламени и ушел назад в свои степи.
Алеша, тогда шестилетний мальчик, был свидетелем страшной картины.
Она и теперь, как живая, стоит перед ним.
Светло у них в горницах от грозного пламени. Бушует оно, как огненное море, кругом. А они с дедушкой спешно собираются в Москву. Татары близко.
Подожгли пригороды. С минуты на минуту надо ожидать нежданных гостей. Во дворе колымаги наготове. Коней седлают для него и деда… Крошечный домишка есть у Терентьича в Москве, — за Матреной Степановной в приданое он даден, — там и схоронят его с женщинами пока что. А сам дед тряхнет стариною, грудью встанет за московские святыни: клянется отбивать татар.
Бледен, но спокоен старый воевода. Отдает приказания твердым голосом дворне. Велит все, что из добра поценнее, под полом в мыльне[24] закопать. Быстро исполняют приказ своего хозяина холопы.
Через час пустеет усадьба. Вторгнувшиеся татары каким-то чудом не сожгли ее… А обитатели ее в Москву ускакали. Там стон-стоном стоит. Люди мечутся по площадям и улицам, как безумные. Вопли и плач повисли над столицей. Там пожар. Рвутся и жгутся несчастные москвитяне, и давят друг друга, и сотнями гибнут в Москве-реке, побуревшей от крови.
