— Дату мне определить не удалось — не такой уж я мастер. Возможно, никто не в силах дать совершенно точный ответ. Согласно моим вычислениям, это произойдет в пределах следующих девятнадцати дней. Давай, Корсибар, посчитаем вдвоем.
— Девятнадцать дней или даже меньше. И ожидание наконец закончится, наступит время торжественных церемоний: Престимион станет короналем, а ты — понтифексом. И тогда все мы выберемся из этой мерзкой дыры и вернемся к сладкому воздуху Замковой горы… Все, кроме тебя, отец, — чуть дрогнувшим голосом добавил Корсибар.
— Да, все, кроме меня. Моим домом теперь станет Лабиринт.
— Позволь спросить: как ты относишься к этому?
— У меня было сорок лет, чтобы смириться с такой перспективой, — ответил лорд Конфалюм. — И теперь я спокоен.
— Никогда не выйти вновь к дневному свету, никогда больше не увидеть Замок…
Корональ хмыкнул.
— Но ведь у меня будет возможность время от времени выбираться отсюда.
И Пранкипин так поступал, ты же знаешь. Хотя, наверное, уже и не помнишь — когда он в последний раз появился на поверхности, ты был еще ребенком. Нет, понтифекс не обязан все время находиться под землей.
— Но мне не хватило бы кратковременных визитов к солнцу. Даже тех нескольких недель, которые я провел здесь, для меня больше чем достаточно.
Лорд Конфалюм улыбнулся.
— К счастью, Корсибар, от тебя никогда не потребуют переселиться сюда.
Для того, кто не станет короналем, лучшее утешение состоит в том, что ему не грозит стать понтифексом.
— В таком случае, я должен быть благодарен судьбе.
— Да, должен.
— И ты чувствуешь себя готовым к этой новой жизни, отец?
— Да. Полностью готовым.
— Ты будешь великим понтифексом — потому что был великим короналем.
— Благодарю тебя за эти слова. — Лорд Конфалюм с улыбкой поднялся из-за стола. Однако улыбка была напряженной, вымученной, и прижатая к телу левая рука короналя заметно дрожала. Что-то оставалось недоговоренным, что-то болезненное для короналя, что-то опасное, как взрыв.
Что же такое известно лорду Конфалюму, о чем он не пожелал разговаривать с сыном?
«Вам предстоит потрясти мир…»
Вероятно, невысказанное имело отношение к этим словам. Но вопреки предположениям Санибак-Тастимуна относительно темы беседы короналя с Корсибаром таинственное пророчество упомянуто не было.
Так или иначе, но Корсибар понял, что беседа окончена. Он изобразил перед короналем положенный по этикету знак Горящей Звезды, а потом они обнялись, уже как отец с сыном. Корсибар повернулся, чтобы выйти, и услышал за спиной звуки, свидетельствующие, что отец, не дожидаясь, пока закроется дверь, снова взялся за свои магические инструменты.
