…Мороз и солнце; день чудесный…
Я выиграла эту игру.
А над нами уже проносились невидимые волны приказа, и Степа, сын командира, ловил их привезенным мною аппаратом.
В хате командира Степа поднялся от аппарата, доложил:
– Движение санной колонны опережает намеченные сроки. Приказано уточнить данные участка «Теплых криниц» и на гребле.
– Слыхал? – весело спросил Михаил Васильевич.
Давно уже Игнат не видел командира в таком настроении.
– О-пере-жают сро-ки! – повторил учитель, как диктант. – Значит, наши вот-вот здесь будут… Ты, разведка, их первый встретишь и проведешь по дорожке… Это, брат, главное дело…
Привычка командира всякое дело называть главным была хорошо известна партизанам. Однако сейчас Игнат не сомневался, что дело действительно не пустяковое. Немцы еще осенью возвели на гребле «замок», закрыв единственный путь через непроходимые «криницы». Правда, зима внесла свои поправки: партизанские разведчики обходили коварное болото по тонкому льду, но то пешеходы-лыжники, а тут кони с санями.
И на гребле дот, с немалой огневой силой.
– Один не справлюсь, – задумчиво ответил Игнат, имея в виду не себя одного, а всю его молодую команду. – Дот надо блокировать.
– Ну что там за дот для таких орлов? Два наката для Игната да три жерди и на них черти… – подражая обычному тону легкого на поговорки разведчика, пошутил Михаил Васильевич. – Вам же это как семечки.
Игнат покрутил головой.
– Дот, да не тот. Всем отрядом дай бог одолеть.
– Точно знаешь? – теряя веселость, спросил командир.
– По всему видать, не на сквозняке гады сидят. Да ты не печалься, Михаил Васильевич, дай нам с хлопцами по чарке первача, в порядке толкача, и…
– Это еще к чему?
– Так праздник же, – улыбнулся Игнат, – сам говорил…
– Тут не до шуток, коли не по зубам орешек, – оборвал его командир. – Задача у нас серьезная…
Он зашагал из угла в угол, поскрипывая половицами, опустив голову и с хрустом сжимая пальцы рук.
Михаил Васильевич не боялся предстоящей операции. Даже был уверен в удаче. Отряд недавно пополнили новыми бойцами, снабдили в большом количестве дорогой для партизан взрывчаткой. Вот и радио из Минска прислали, строго наказав поддерживать регулярную связь с подпольным обкомом. Хватало и оружия. Не это беспокоило. Чем больше сживался учитель со своими учениками-партизанами, тем чаще думал о возможных потерях. Горечь потерь уже изранила душу этого доброго человека. Один за другим погибли два его старших сына, умерла жена. От всей семьи остался он да Степа-радист, с которым теперь Михаил Васильевич не расставался ни на отдыхе, ни в походах. Всегда их видели вместе. Высокого сутулого учителя и худого, ростом догонявшего батьку паренька. Михаил Васильевич оглянулся на сына. Степа снова сидел в углу, на корточках, над драгоценным ящиком. Одной рукой он прижимал наушники, другой помечал цифры в блокноте.
