Послышалось бряцание копий: то стража размещалась у входа. Потом неспешной походкой, немного прихрамывая (так как он страдал подагрой), вошел к нам, впереди всех других, одетый в простую белую тогу, тот самый бодрый и чистенький стареющий человек, которого мы признавали за Августа. Громкими криками приветствовали его появление, и Евгений, уже привыкший к преклонению, небрежно отвечал нам на эту овацию. Шедший рядом с ним Арбогаст орлиным взглядом осматривал все углы комнаты, словно опасаясь, что где-нибудь спрятан злоумышленник.
Гесперия, одетая в златотканое платье, с волосами, тоже сплошь унизанными золотом, и в золотошитых сандалиях, казалась сверкающим видением, так как огни тысячи луцерн[92] отражались в ее блестящих украшениях. Она проводила императора и его спутников в большую экседру,[93] где были приготовлены прохлаждающие напитки и поставлено единственное ложе – для Августа. Но Евгений, заметив это, сказал добродушно:
– Пусть принесут ложа, и все садятся. В этом доме я – как друг, и хочу, чтобы все себя держали просто.
Потом лукаво добавил:
– Ведь я не забыл, что не так давно еще был сам простым писцом.
Рабы опрометью бросились исполнять повеление, и скоро все присутствующие расселись в кружок, и только один Арбогаст остался стоять во весь свой исполинский рост.
– Мы рады быть у тебя, – начал Евгений, обращаясь к Гесперии, – так как много знаем о твоем усердии и преданности нам…
Но после этих слов Евгений тотчас же оставил торжественные обороты речи и продолжал запросто:
– Ведь мы с тобой обменивались письмами, когда я был квестором,[94] и ты тогда писала от лица императора Максима. Помнишь это?
Надо сказать, что напоминание было весьма неудачно, потому что всем хотелось забыть оба события: и то, что Август, которого мы почитали, занимал ему недостойную, скромную должность, и то, что наша Гесперия служила тирану Галлий. Однако всем приходилось делать вид, что они крайне довольны речью императора, и Гесперия ответила:
– Могу ли я забыть, твоя святость, что имела счастие вступать с тобой в такие отношения?
– Э, нет! – остановил резко Евгений, – мы здесь все свои, так что не называй меня святостью: мне это имя не подходит.
И так, в течение всего времени, что делались последние приготовления к обеду и что длилась наша беседа, или, вернее, пока присутствующие почтительно отвечали на вопросы императора, он пытался отклониться от всякого почитания и заставлял нас держать себя с ним запросто, что, впрочем, плохо удавалось.
